Это было объявление войны. 19 мая 1099 года, подкрепив слово делом, пришельцы без остановки переправились через Нахр-аль-Кальб, северную границу домена Фатимидов. Река собаки была в значительной мере фиктивной границей. Единственное, что мог сделать Аль-Афдал, так это укрепить гарнизон в Иерусалиме, бросив на произвол судьбы египетские владения на побережье. Поэтому все прибрежные города без исключения поспешили прийти к соглашению с пришельцами.

Первым был Бейрут, в четырёх часах пути от Нахр-аль-Кальба. Его жители выслали к рыцарям делегацию, обещая обеспечить их золотом, продовольствием и проводниками, если только они пощадят урожай на окружающей город равнине. Бейрутцы прибавили к этому, что они готовы признать власть франков, если тем удастся овладеть Иерусалимом. Сайда, древний Сидон, отреагировала иначе. Её гарнизон осуществил несколько отважных вылазок против захватчиков, которые в отместку разорили окрестные сады и посёлки. Это был последний акт сопротивления. Портовые города Тир и Акра, хотя они могли легко защититься, последовали примеру Бейрута. В Палестине большинство городов и селений были оставлены жителями ещё до прихода франков. Захватчики ни разу не встретили серьёзное сопротивление, и утром 7 июня 1099 года жители Иерусалима увидели их вдали на холме, около мечети пророка Самуила. Они почти слышали их шаги. Перед полуднем франки уже расположились лагерем у стен города.

Генерал Ифтикар ад-Даула, «Гордость государства», который командовал египетским гарнизоном, хладнокровно наблюдал за франками сверху из Башни Давида. За несколько последних месяцев он сделал все необходимые приготовления, чтобы выдержать долгую осаду. Часть городской стены, повреждённой во время похода Аль-Афдала на турок прошлым летом, была восстановлена. Были собраны огромные запасы продовольствия, дабы избежать всякой нехватки в ожидании визиря, который обещал прибыть в конце июля и снять осаду. Генерал также благоразумно последовал примеру Яги-Сияна и выдворил из города христиан, которые могли бы сотрудничать с франкскими единоверцами. В последние дни он велел отравить источники и колодцы в окрестностях города, чтобы не дать врагу воспользоваться ими. Нелегкой должна была стать жизнь осаждающих город под июньским небом в этой гористой и засушливой местности, с разбросанными то тут, то там редкими оливковыми деревьями.

Ифтикар полагал таким образом, что сражение будет происходить в самых выгодных условиях. Он надеялся, что сдержит натиск врага со своей арабской конницей и с суданскими лучниками, прочно засевшими за мощными укреплениями, которые поднимались на холмы и спускались на равнину. Правду сказать, западные рыцари были знамениты своей храбростью, но их поведение у стен Иерусалима стало неожиданностью для опытного командира. Ифтикар думал, что сразу по прибытии они начнут сооружать передвижные башни и другие осадные орудия, копать траншеи, чтобы защитить себя от вылазок городского гарнизона. Однако они, далёкие от мысли заниматься всем этим, начали с организации шествий вокруг стен, которые возглавлялись поющими молитвы священниками с обнажёнными головами; потом они стали как сумасшедшие бросаться на стены без всяких лестниц. Аль-Афдал говорил генералу, что франки хотят овладеть городом из религиозных побуждений, и, тем не менее, столь слепой фанатизм изумил его. Он сам был глубоковерующим мусульманином, но, сражаясь в Палестине, он защищал интересы Египта и, что там скрывать, делал свою воинскую карьеру.

Но хотя небо, казалось, присутствовало на каждом углу этого города, сам Ифтикар стоял обеими ногами на земле. Он полагал, что военное дело везде одно и то же, каким бы не был город. Эти шествия поющих франков раздражали его, но не внушали тревоги. И только к концу второй недели ему стало не по себе, когда враги с энтузиазмом принялись строить две огромные деревянные башни.