– Ты чего, цену набиваешь, Михайло? – захлопнув крышку ларца, нехорошо прищурился Вожников.

– Помилуй, княже, не в цене дело. За любое серебро, ан все едино не купить. Нету емчуги на торгах, расхватали. Ныне от интереса такого смерды многие тут и там кучи зловонные из падали и навоза всякого закладывать стали. Зелье-то сие, знамо, из дерьма всякого мерзкого растет. Вот и копят, дабы опосля продать с прибытком. Не поверишь, кормилец, до того дело докатилось, у золотарей содержимое выгребных ям торговцы покупать начали! Видано ли дело, за мочу и какашки серебро дают!

– Фу, Михайло, как ты можешь о такой мерзости вслух сказывать? – Княгиня брезгливо передернула плечами. – И слышать о сем не желаю! Князь, я к себе отойду, там грамоты пересмотрю.

Елена, высоко вскинув подбородок, пошла из горницы. В руках ее невесть откуда опять появился татарский ярлык.

– Хорошо, милая, – кивнул Егор, опустил крышку сундука с ордынскими документами, поставил «алмазную» шкатулку сверху.

– Что же ты, княже, тревожишься? – кинулся на помощь паренек. – Я бы закрыл!

– Не бойся, не надорвусь, – хмыкнул Вожников, так до конца и не привыкший к услужливости окружающих. – Сбегай лучше в погреб да меду хмельного бочонок принеси. И ковш прихвати. Не через край же хлебать.

– Слушаю, княже, – поклонился слуга и умчался по коридору.

– Ладно, Михайло, – хлопнул в ладоши Егор. – В моем положении не до брезгливости. После летнего похода рати, почитай, вовсе без припасов домой вернулись, стрелять нечем. Согласен на вонючую емчугу. Давай ту, которая из дерьма.

– Так это, княже… – развел руками купец. – Ты эти кучи мерзопакостные хоть озолоти, да токмо им самое меньшее три года зреть надобно. Ранее ничего не будет. А лучше пять. Да потом еще вываривать, сушить, вычищать.

Вожников представил себе процедуру, и его передернуло почище, нежели жену:

– Ладно, Михайло, не будем об этом! Расскажи лучше, как плавал, чего видывал.

– Да чего там сказывать, княже? – пожал плечами Острожец. – До Персии путь привычный, там о заказе твоем с сотоварищем местным сговорился. Знакомец давний, надежный. Как понял, что дело крупное да срочное, так мы с ним на верховых и помчались. Одному нельзя, никак нельзя. Земли-то сарацинские, закона не знают. Христиан грабят без колебания, на то им и дозволение от султанов своих имеется. Три недели ехали, еще столько же там товар выбирали. Толком ничего и не увидел, токмо то, что в глаза бросалось. Коров этих, что на улицах пасутся невозбранно, а иные и в венках цветочных, богиню страшную многоругую, церкви тамошние издалека. Все больше на камни, на самоцветы смотрел, дабы не обманули тебя, княже, да доверие твое. А цены-то, цены там какие, княже! Здесь супротив тамошних в два сорока поднимают, коли не более. Вот те крест, один разор тут самоцветы покупать.

– Много взял?

– Ну, откуда, когда? – Глазки купца забегали. – Все второпях, в заботах. Путь дальний. Коли с торгами не поспешишь, то обратно за лето не обернешься! И так страху-то натерпелся, когда в самую сечу на Волге попал. Там, верь не верь, Едигей со ставленником своим Темюр-ханом насмерть сцепился, целая война разразилась! Мыслю я, поменялась ныне власть в Сарае, опять новые вестники с ярлыками по землям русскими поскачут.