|
Его воины должны были сидеть в засаде слишком далеко, и им не удалось бы ударить в тыл врагу. Ведь к тому моменту, когда прибудут гонцы и его воины доберутся до поля боя, враги, преследующие их союзников, будут уже далеко. Размышляя о приказе своего «ханхака», Кнаар понял, что его союзники не смогут «притворно обратиться в бегство», ведь они стояли на горном перевале и, спустившись с него, оказались бы прижатыми к реке, где их ожидала верная гибель. Да, их перебили бы всех, кроме воинов клана Кирхар, – негромко продолжал Ктаар, – так как те стояли в резерве. Они первыми отступили бы по единственному мосту через реку, и в их обязанности входило заминировать и подорвать этот мост, чтобы противник не смог их преследовать.
Когда Кнаар понял это, до него дошло, что «ханхак» предал и его, и остальных своих союзников. Если бы воины клана Тольнат выполнили приказ и ударили в тыл врагу, они сражались бы в полном одиночестве и были бы перебиты. Клан Кирхар отступил бы за реку, и его «ханхак» приказал бы взорвать мост, чтобы «задержать противника», на самом деле отдав ему на растерзание своих союзников. А после битвы в живых не осталось бы никого, кто смог бы обвинить «ханхака» в предательстве. Но Кнаар принес присягу в верности своему «ханхаку» и не мог ее нарушить, ведь клятвопреступник хуже «шофака». Он превращается в «диргаша» – стоящего вне закона изгоя из клана своих отцов и матерей, умертвить которого безнаказанно может любой встречный. Народа Зеерлику’Валханайи не знает кары страшнее. Любой из нас раньше покончит с собой, чем превратится в «диргаша». Но если бы Кнаар выполнил приказ, воины его клана и их союзники погибли бы, а предатель, погубивший их, стал бы от этого только богаче и могущественнее. Поэтому Кнаар не выполнил приказ. Он нарушил присягу. У него не было доказательств, но он знал правду, и этого ему было достаточно. Вместо того чтобы выполнить коварный приказ, он выбрал для своих воинов другое место, в нужный момент повел их в бой и выиграл сражение. Так он стал «диргашем». Он не мог доказать предательство своего «ханхака», хотя мало кто в этом сомневался. Впрочем, его не спасли бы даже доказательства, ведь он нарушил присягу. Родные изгнали его из клана, союзники, спасенные им от смерти, объявили его вне закона. Его лишили даже собственного имени и изгнали в пустыню без еды, питья и оружия. Не столь мужественный воин покончил бы с собой, но этим Кнаар признал бы свою неправоту и снял бы со своего «ханхака» обвинение в предательстве. Поэтому Кнаар питался дикими кореньями, спал под кустом и голодал, превратившись в живой укор своему «ханхаку». Когда же одинокий Кнаар занемог и стал слишком слаб, чтобы обороняться, подлый «ханхак» подослал к нему наемных убийц, которые задушили его веревкой, как собаку, лишив его даже права погибнуть в поединке. Так погиб КнаарТольнат, один, всеми презираемый, а кости его растащили и обглодали «жаклеши». Но теперь, спустя много веков, народ Зеерлику’Валханайи чтит его за мужество, а имя его «ханхака» не помнит даже клан Кирхар, потому что оно давно стерто из списка его праотцов. Кнаар нарушил присягу, адмирал Лаанту, но наши воины молят Хирана’Харнака, чтобы он дал им мужество тоже нарушить клятву, если иного выхода нет. В штабной каюте воцарилось гробовое молчание. Ланту взглянул прямо в узкие зрачки Ктаара’Зартана, и присутствующие затаили дыхание, увидев, что с глазами фиванца что-то происходит. В них вспыхнул яркий и жгучий янтарный огонь, какого не бывает в глазах, глядящих из бездны отчаяния. – Пожалуй, – негромко проговорил адмирал первого ранга Ланту, – выход все-таки есть.
Иван Антонов подумал, что план Ланту граничит с безумием. |
