– Что ты знаешь о его смерти? – спросила Таня.

– Что он не лесник и вряд ли такой ишак, чтобы самовозгореться.

– Кто за этим стоит, что думаешь? Или знаешь?

– Думаю, что и ты.

Таню насторожил его вкрадчивый тон. Ему-то Шеров зачем?

– Ладно, сквитаемся, – тяжело выдохнула она.

– Он сейчас в Норвегии, контракты какие-то заключает.

Таня вскинула бровь на подобную осведомленность.

– Послушай, зануда! Шеров – не Анна Каренина, а я не тупее паровоза. – Этот литературный пример ему был понятен еще с подфака МГУ. – Надо будет – всему свое время.

– Когда шеровское придет, мне как брату скажешь? – хитрил Наблус.

– Тебя-то что теребит? Мое долевое участие?

– В нем ты и я – между-между.

– Так и говори между где. И с какого боку твой интерес?

– Мне тоже приятно трупчик нашего друга иметь.

– Некрофилия или терроризм?

Наблус расхохотался:

– Один мертвец много жизни спасает.

– Он что, продает Израилю разворованное советское вооружение?

Фахри дернул головой. Похоже, попала близко.

– Через его каналы большие еврейские деньги уходят.

– А значит, остальное можно купить на месте?

Он помолчал и, обезоруживающе улыбнувшись, будто предлагая вылазку в зону отдыха на Борисовские пруды, заявил:

– Мы его уберем. Ты и я. Я перекрою чуть-чуть кислород, который поступает на другой берег Иордана, а ты успокоишь сердце. Нельзя в себе боль и злобу копить, правда, Рыжая?

– Ну что ж, я давно твоя должница за акцию по ликвидации Ларика. – Сказала так, будто только это ею и двигало, на том и согласилась, наконец: – Тогда лады. Когда наш рейс в Осло?

Наблус протянул ей билеты.

Полыхнуло неожиданно. Из-за крыши вырвался язык пламени, Таня увидела, как в одной из комнат второго этажа занялась огнем занавеска, из открытой форточки повалил дым. Она прильнула к окуляру, навела на входную дверь. Из нее выбегали люди – Двое, трое, пятеро. Она отчетливо видела выражение незнакомых лиц – растерянное, испуганное. У одного, высокого, полностью одетого, лицо было злое и решительное. Губы и руки шевелились, он явно отдавал какие-то распоряжения. В руках у второго появился автомат. Еще двое бросились, пригибаясь, вдоль фасада, один побежал к «мерседесу». Наблюдая за ними, Таня едва не упустила Шерова. По наитию повела линию прицела чуть выше и засекла его на балконе. Он перегнулся через перила и кричал что-то вниз. Она поймала в перекрестье его лысую макушку. Надо же, какой плюгавый…

– И тогда я сказала…

Почти бесшумно передернулся автоматический затвор.

– Послушайте, маленький…

Палец замер на спусковом крючке.

– Можно мне вас немножко…

Плавный неспешный выдох.

– Убить.

Как плевочек просвистел. Красным цветком распустилась на темечке седьмая чакра. Вадим Ахметович перевалился через перила и нелепой куклой шлепнулся на козырек, выступающий над черной дверью.

С другой стороны фьорда в тихие воды полетела ненужная более винтовка.

Таня поднялась. Происходящее на том берегу ее больше не трогало. Она нырнула в густой сосняк, вышла по нему за гребень, скинула маскировочную куртку, кепи, перчатки, стянула заляпанные грязью штаны, под которыми оказались вполне пристойные и ничуть не промокшие серые слаксы, переобулась, сменив мягкие пластиковые сапожки на кроссовки, сложила все хозяйство в заранее, заготовленную ямку, обтерла лицо гигиенической салфеткой, которую отправила туда же, вылила сверху содержимое металлической фляжки, привалила камнем.