Так действует тюремный телеграф. Записки передавались и по вертикали, и по горизонтали. Было слышно, как люди перекрикивались между собой, сообщая какую то важную информацию. В некоторых камерах играла музыка.
В последнее время я обратил внимание, что, для того чтобы заключенные не могли слышать какую либо информацию, которую они не должны знать, на весь следственный изолятор стали громко транслировать музыку. В основном это были передачи программы «Европа Плюс», которая уже раздражала обитателей следственного изолятора рекламой, зазывающей на экзотические острова, призывающей использовать дорогостоящую импортную косметику.
Зимний день был достаточно пасмурным. Я зажег лампочку. Свет в кабинете с зелеными стенами был тусклым. Мне стало не по себе. Я вышел в коридор и обратил внимание, что по коридору (в отличие от спецкорпуса, где практически никого не увидишь, поскольку все тщательно контролируется – любой проход кого бы то ни было, и все там сделано так, чтобы никто ни с кем не встречался) без конца ходили вертухаи, они же конвоиры, ведущие заключенных на встречу с адвокатами или следователями. Проходили следователи, адвокаты, кто то стоял, курил, разговаривал с другими. Я заметил, что наверху, под потолком, были установлены видеокамеры, полностью просматривающие большой и длинный коридор.
Наконец я заметил знакомую фигуру. Показался Олег, сопровождаемый каким то долговязым конвоиром. Я обратил внимание на то, что они о чем то оживленно разговаривали. «Интересно, – подумал я, – наверное, уже успел законтачить, кого то раскрутил…»
Решив не мелькать перед глазами лишний раз, я вернулся в кабинет, сел за стол и достал газету, спрятав под нее записку от Олеси. Дверь приоткрылась, и в кабинет вошел Олег.
Бросив на него взгляд, я сразу заметил перемены. Прежде всего он за две недели моего отпуска каким то образом здорово похудел, под глазами проступили синяки и ссадины. Невесело улыбнувшись, Олег подошел к столу. Я понял, что настроение у него далеко не праздничное. Он что то сказал конвоиру, тот взял листок и вышел. Олег протянул мне руку. Мы поздоровались.
– Ну как дела? – поинтересовался он с безразличием в голосе.
Я не знал, как отвечать на его вопрос, – говорить, как хорошо я отдохнул, выглядело бы как издевательство над ним.
– Нормально, – неопределенно ответил я.
– А как отдохнули?
– Отдыхать – не работать… – коротко, не вдаваясь в подробности своего отдыха, ответил я. Зачем раздражать человека? – А как у тебя дела?
Он молча пожал плечами:
– Пока жив…
– А почему тебя перевели в общую камеру, как ты думаешь?
– А что тут думать? – махнул он рукой. – Все ясно. Потому что я свои показания не меняю.
– В мое отсутствие к тебе приходили?
– И неоднократно.
– Что говорили?
– Предлагали все – колоться, брать вину, признаваться в чем то, принимать на себя какие то эпизоды…
– А эпизодов много?
– Да, достаточно много предъявляли.
– И что ты думаешь, кто то из твоей команды все же начал давать показания?
Олег посмотрел куда то вдаль:
– Трудно сказать… Но, видать, информация у них есть. Скорее всего кто то «поплыл».
– Что ж теперь делать?
– Да что делать… Может, кто то под прессом находился, нервы не выдержали… Но информация у них очень большая.
– Но ты то ни в чем не признавался? – уточнил я.
– Абсолютно ни в чем!
– И что, чем то угрожали?
– Да какие у них угрозы… Стали говорить, что бросят меня в общую камеру, к ворам…
– И как?
– Вот, перевели. |