— Хорошо, хорошо, — вздохнул Дюпюи, указав ему на кресло перед зеркалом. — Тогда садитесь, если это для вас так важно.

Картер сел и уставился на свое отражение в зеркале, а Дюпюи повесил ему на шею полотенце и стал рыться в коробке из-под сигар, наполненной ножницами и расческами.

— По-моему, старик меня сразу невзлюбил, — сказал Картер, желая заполнить паузу. — Так что я подумал — лучше сделать, как он велит. Иначе я бы сейчас этого не требовал.

— Все нормально, — ответил Дюпюи, которому хотелось скорее постричь его и выпроводить отсюда. — Правда, я вас не знаю. Вы новенький?

— Билли Картер. Исполняю обязанности старпома.

— Старпома? — Цирюльник замер в удивлении и посмотрел на отражение Картера в зеркале. — А что с мистером Соренсоном?

— Заболел. Аппендицит. В больнице, — сказал он отрывисто, телеграфным стилем. Дюпюи заохал и подался вперед, схватив толстыми пальцами в пятнах от сигарет вьющуюся прядь парня.

— Капитану это не понравится, — сказал цирюльник.

— Кажется… он рассердился, — признался Картер.

— Они ж не разлей вода, — продолжал Дюпюи. — Всегда вместе. — Он стриг быстро, казалось — не глядя: на пол сыпались кудри.

— Просто подровнять, — нервно произнес Картер, вспомнив, что даже не сказал цирюльнику, какую хотел прическу, но волосы его уже чекрыжили вовсю.

— Подровнять, ага, — ответил Дюпюи. — По-кендалловски. Кажется, я знаю, что нравится старику.

Картер попытался расслабиться в кресле, предоставив цирюльнику полную свободу. Он подумал об оставшейся дома жене и в тысячный раз за день стал подсчитывать в уме сроки. Если все пройдет успешно, они доберутся до Квебека в последних числах июля, самое позднее — 1 августа. По расписанию «Монтроз» отправлялся в обратный путь не раньше, чем через неделю, но Канадская Тихоокеанская компания утром пообещала, что Картер сможет вернуться в Европу на одном из аналогичных судов, которое по расписанию отплывало из Квебека 3 августа, а это значит, что есть неплохие шансы возвратиться домой через месяц — к середине августа. Ребенок должен родиться пару недель спустя — так что Картер не должен пропустить роды. При малейшем риске опоздания он отказался бы выполнить поручение, невзирая на последствия.

— Что он за человек? — спросил старпом через пару минут молчания, насупленно следя за тем, как под ноги опадают большие клоки курчавых каштановых волос, открывая его мальчишеское лицо намного больше обычного. — Я имею в виду капитана. Вы ведь плавали с ним раньше?

— Я плохо его знаю, — ответил Дюпюи, который с давних пор научился выслушивать все матросские сплетни, но, подобно исповеднику, не разглашать ничего, что могло бы навлечь на него неприятности. — Знаю, что держит всю команду в ежовых рукавицах, свято верует в порядок и дисциплину и страдает пунктуальностью. Говорят, не верит в бога, но хранит в каюте мемуары Уильяма Блая — и читает их каждый вечер, как Библию. Сидя в моем кресле, проронит слов пять — не больше.

— Капитан Блай? — переспросил Картер, удивленно подняв брови. — Ну и ну, мне только этого не хватало. Слава богу, на дворе — двадцатое столетие, вот и все, что можно сказать. Сам я не сторонник старой школы кораблевождения — с бочками рома и купанием с райны под киль. Делай свою работу и получай за это деньги — вот мой девиз. Не больше и не меньше. Капитан Блай! — повторил он тише. — Первый раз слышу такое.

— Все, — сказал цирюльник, закончив стрижку и отступив на шаг, чтобы полюбоваться своим творением.