Она внимательно оглядела его и кивнула себе, точно Крисп сдал некий экзамен. Крисп сомневался в этом. Что он проявил: пришедшую с возрастом мудрость или просто безразличие? Он не мог сказать с уверенностью. Но Дара осталась довольна. Этот аргумент был для него важнее всех философских рассуждений. Крисп фыркнул.
— В чем дело? — спросила Дара.
— Просто я подумал, что из меня не выйдет ни чародея, ни теолога, — объяснил Крисп.
— Наверное, ты прав, — ответила она. — Но с другой стороны, из чародея или теолога вряд ли получился бы хороший Автократор, а ты с этой работой справляешься.
Крисп склонил голову в молчаливой благодарности. На ум ему, непрошеный, пришел Арваш. Тот был и чародеем, и теологом; он хотел править Видесской империей. Какой из него получился бы Автократор? Крисп знал ответ — и вздрогнул.
Но благодаря Танилиде Арваш перестал угрожать империи. «Даже если я не могу говорить о ней при Даре, — подумал Крисп, — как могу я забыть о ней?» Может быть, придет день, когда колдун восстанет и вновь попытается погубить Видесс. Но это будет еще не скоро. А если это все же случится, Крисп будет бороться с ним как может, или Фостий, или сын Фостия, или кто там будет носить в те годы корону и алые сапоги.
Ведомый безошибочным инстинктом дворцового слуги, в трапезную вновь заглянул Ланкин.
— Заняться ли мне его младшим величеством? — спросил он.
Крисп ожидал, что Фостий побежит к более знакомому евнуху. Но малыш остался у него на коленях.
— Я побуду с ним немного, если ты не против, Ланкин, — ответил Крисп. — Он все-таки мой сын.
— Воистину так, ваше величество. Фос благословил вас уже дважды. — Голос постельничего — полутенор, полуальт — был печален. Фос никогда не благословит его так.
Крисп встал из-за стола, вышел в коридор. Фостий протопал за ним. Император умерил шаг, чтобы малыш мог догнать его. Фостий подбежал к резной мраморной подставке и попытался вскарабкаться на нее. Крисп не думал, что у малыша хватит сил опрокинуть ее, но решил не рисковать и взял ребенка на руки.
На подставке покоился заостренный шлем макуранского Царя царей, захваченный когда-то победителями-видессианами. На стене над шлемом висел портрет сурового Автократора Ставракия, разгромившего халогаев на их земле. Каждый раз, глядя на этот портрет, Крисп думал, что сказал бы о нем правитель-воин.
Фостий указал на портрет и сосредоточенно нахмурился.
— Импе'атор, — сказал он наконец.
— Да, сынок, — подтвердил Крисп. — Очень давно он был императором.
Но Фостий еще не закончил. Он указал на Криспа, едва не ткнув ему пальцем в глаз.
— Импе'атор, — сказал он и добавил, подумав:
— Папа.
Крисп обнял малыша.
— Правильно, — серьезно ответил он. — Я император и твой папа. А если подумать, ваше младшее величество, то и ты император. — Он ткнул Фостию в живот пальцем:
— Император.
— Импе'атор? — Фостий рассмеялся, словно то была лучшая в мире шутка. Крисп расхохотался вместе с ним. Какая нелепая, если вдуматься, мысль, — но это правда.
Крисп стиснул малыша в объятиях так крепко, что Фостий забарахтался, пытаясь вырваться. Сколько крестьян, покинув родные деревни, приходят в поисках счастья каждый год в город Видесс. И только он один нашел то, что искал.
— Император, — прошептал он удивленно и опустил Фостия на пол. Дальше они пошли вместе.
|