|
Почти все они держались кучками и изнутри этих своих кучек смотрели настороженно и враждебно; она не понимала, почему. А те, которые, наоборот, были открыты любому, не вызывали у нее ни малейшего желания узнать их поближе. Целительница, например, была как раз из таких – в первом же разговоре она доверительно сообщила, что до Нэлиного возраста была самым обыкновенным человеком, а потом ее забрали на астероид и вернули через пять лет уже с теми способностями, которые имеются у нее теперь. После того первого разговора Нэла обходила ее за версту, чтобы как-нибудь не нарваться на второй.
Но сейчас из-за поворота палубы доносился явно не голос целительницы. А когда Нэла миновала этот поворот, то увидела двоих казаков. Один сидел на скрученном канате, другой на каком-то брусе, между ними было расстелено полотенце, на полотенце лежали крошечные пирожки, которые давали сегодня к ужину, стояла начатая бутылка водки и два уже наполненных стакана. Казаки сняли фуражки, в которых ходили постоянно, и стало понятно, что оба они лишь чуть старше Нэлы. – О! – увидев ее, обрадовался тот, что был фигурой пошире. – Водку пьешь? – Не-а, – ответила Нэла. От вида этих крепких парней, даже от вида их водки, в которой поблескивали закатные искорки, ей почему-то стало веселее. – Зря, – заметил второй, фигурой подлиннее и поуже. – Нехорошо трезвому с пьяными. – Дак мы рази напиваться собираемся? – хохотнул первый. – Посидим для настроения, святое дело. Садись, не стесняйся, – кивнул он на место рядом с собой. – Тебя как звать? Он произнес эти «дак» и «рази» без всякой нарочитости. И уходить совсем не хотелось, и одиночество как-то сразу перестало пугать… – Нэла, – ответила она, садясь рядом с ним на брус. – Ишь ты! – хмыкнул второй. – Еврейка, что ли? – Почему? – удивилась Нэла. – Имя нерусское. А евреев тут полно же, – объяснил он. – Поездка бесплатная, конечно, набежали. Любят они на дармовщинку. – Ладно тебе, Петро, – укоризненно произнес широкий. – Жалко, что ли? Пускай плывут, ежели хотят. Батюшка говорит, апостол Павел тоже еврей был. Нэла сразу пожалела, что присела к этому полотенцу. Она никогда не слышала, чтобы кто-нибудь рассуждал о людях вот так, отдельно от себя, будто о каких-нибудь экзотических насекомых. – Имя у меня ничье, – зачем-то сказала она. – Родители его просто выдумали. Она вспомнила, как папа рассказывал, что мама хотела, чтобы родился сын и можно было дать ему какое-нибудь простое русское имя, а он, наоборот, ждал дочку и хотел дать ей имя необыкновенное; почему-то всех мужчин их семьи привлекали необычные женские имена. Они долго из-за этого спорили, а потом у них родились двойняшки, и они назвали сына Ваней, а для дочки в самом деле придумали имя, какого никогда и не слышали… Это воспоминание так ударило Нэле в сердце, что она чуть не заплакала. Оно совсем не соединялось с тем, что так неожиданно оказалось жизнью. Взрослой жизнью. «Я не хочу! – вздрогнув, подумала она. – Я… Зачем я из дому уехала?!» Взрослая жизнь расстилалась вокруг, как стремительно темнеющее море, и люди, встречающие Нэлу в этой жизни, не вызывали ни малейшей приязни. Она поднялась, чтобы уйти, но длинный быстро схватил ее за руку, усадил обратно и сказал: – Ну чё ты? Брезгуешь? – Нет, – машинально ответила Нэла. «Я совсем не умею вести себя с людьми, – подумала она. – Как же так?» И это тоже было с ней впервые – даже слов таких, «вести себя с людьми», не бывало прежде в ее мыслях. |
