Касаясь Юркевича и его лекций о философии в Москве (они начались 18 февраля 1863 г., и газеты их рекламировали), Салтыков исподволь подходит к теме третьего, неосуществленного «письма» «московского цикла» — о науке. В подборке «слухов» сатирик предпринимает одну из первых своих атак на псевдонауку, на безыдейное гелертерство и фактографическое крохоборство. Сатира связывается с деятельностью и трудами известных библиографов М. Н. Лонгинова, Г. Н. Геннади и П. А. Ефремова (под псевдонимом А. Эфиров выступавшего в «Отечественных записках»), А. А. Краевского. Салтыков высмеивает, для примера, статейку Лонгинова с громким названием «Восстановление истины», напечатанную 8 февраля 1863 г. в «Московских ведомостях» (№ 31): там устанавливалось всего лишь, что французский поэт и политический деятель Жан-Пьер-Гийом Вьенне (Vienné) в 1833 г. заявил в палате депутатов не «La legalité nous tue» («законность губит нас»), a «La legalité actuelle nous tue» («нынешняя законность губит нас»). Другой пример «научного» вытеснения со страниц печати больших проблем «маленькими вопросами» — «текстологический» спор между Эфировым-Ефремовым и Лонгиновым в «Отечественных записках» (1862, №№ 7 и 12). В связи с этим спором Салтыков насмехается и над такой «наукой», и над издателем журнала Краевским. Подготовка полного собрания сочинений и биографии Краевского, который ничего не написал и ничего не совершил, — нелепица, выставляющая на смех участников этого придуманного сатириком предприятия. Насмешки над «библиографами», означающие, разумеется, не отрицание библиографии, а критику всякого узкоспециального беспроблемного подхода в науке, содержатся и в других произведениях Салтыкова. Вершины сатирического развития эта тема достигла в гл. VI и IX «Дневника провинциала в Петербурге» и в двенадцатом из «Писем к тетеньке» (см. тт. 10 и 14 наст. изд.).

Другой пример мелкотемья московских газет — шумиха, поднятая вокруг выборов в органы городского самоуправления. В 1862 г. Москва получила примерно такое же «Положение» об общественном управлении городом, какое имел с 1846 г. Петербург. В Московскую городскую думу наряду с лицами других сословий (кроме крестьян) могли теперь избираться и дворяне, прежде туда не входившие, число же избирателей было сильно ограничено высоким имущественным цензом. «Нового, собственно, конечно, ничего, но ведь в этом-то и важность, что ничего нового», — иронизирует Салтыков по поводу «нового городского устройства». «Уравнение сословных прав» было показным и мнимым.

Катков в «Московских ведомостях» (30 октября 1862 г., № 236) отстаивал высокий имущественный ценз, усматривая «в лице собственника полезнейшего и ревностнейшего сотрудника на общую пользу». Ив. Аксаков в «Дне» ратовал за избрание городским головой дворянина. 16 февраля 1863 г. (в № 7) он поместил статью под названием «От забытого голоса (По поводу городских выборов в Москве)» и с подписью «Московский мещанин». К статье было прибавлено «Примечание редакции», в котором, в частности, говорилось: «…чтобы извлечь всю возможную пользу из нового преобразования, необходим, по нашему мнению, по крайней мере на первое четырехлетие, выбор городского главы из дворян.