Но днем, положим, войти можно. С помощью отмычки… или чего-нибудь такого.

В голове у меня воцарился дикий ералаш, казалось, легкое помешательство либо, на худой конец, мания преследования мне гарантированы. Некий тип в маске на моих глазах стал отпирать одну за другой двери и наконец вытащил из кофра конверт. Нет, только не это! Надо ему помешать! Как мне, черт побери, попасть в Копенгаген?!

– Ну и что ты надумала? – прозвучал голос Дьявола. Как гром среди ясного неба! У меня чуть сердце не разорвалось. Он, оказывается, просидел все это время в комнате, усердно за мной наблюдая. Такой блеск в глазах, насколько я его изучила, мог быть вызван лишь двумя причинами: интересом к какой-нибудь красотке или сенсационным открытием в следственных его делах. Интерес к красотке в данный момент отпадал, тогда что же он, глядючи на меня, открыл? Надеюсь, я не говорила сама с собой?

– Показания давать отказываюсь, – отрезала я. – Все сходится на том, что это я ее убила, а ты был моим сообщником…

Майор вызвал меня на следующий же день. К счастью, лишь к трем часам, так что удалось переделать массу дел. В паспортном бюро я разузнала, что если буду совсем уж настырной, то смогу выехать без приглашения. Подала заявление, приложила справку о легальной сумме валюты и заполнила прошение о визе в датское посольство. Оставалось лишь набраться терпения и ждать.

Потом, вконец выдохшись, отправилась к майору.

– Вы именно та особа, с которой убитая в последнее время больше всего общалась, – объявил он, с нескрываемым интересом глядя на меня. Небось примеривался, какими такими клещами вытащить из меня правду – бедняге и в страшном сне не могло присниться, чего это будет ему стоить.

– Вы знаете о ее делах – во всяком случае, должны знать – больше, чем кто-либо другой. Пожалуйста, перескажите в подробностях весь ваш разговор у нее на квартире. Буквально все, что помните.

Я, конечно, помнила весь разговор, слово в слово, но разрази меня гром, если бы смогла вспомнить, как переврала его вчера майору. Вдобавок вопрос наводил на мысль, что микрофоном пользовалась все-таки не иностранная разведка… Как бы там ни было, пришлось врать дальше. Поначалу майор стал выпытывать, почему Алиция нервничала…

– Неужели вы не обсуждали причину? Не упоминала она, к примеру, что кого-то боится? Что у нее есть враг?

– Клянусь, не знаю ничего о врагах. Почему нервничает, тоже не говорила. Я велела ей пить мое лекарство, сказала, что помогает и что сама выпила почти полную бутыль.

– Какое еще лекарство?

– Бесподобное! Мне его когда-то прописал один врач, он долго трудился над его составом – чтобы действовало как успокоительное и вместе с тем не притупляло мозги, не усыпляло. Я периодически возобновляю рецепт. Потрясающее пойло! Не знаю, из чего сделано, но пакость редкостная, столь же мерзкое на вкус, сколь и целебное. Вот только быстро прокисает. Пару дней тому назад я дала Алиции целую бутыль. Да, забыла – оно без побочных эффектов.

– И впрямь волшебный эликсир. Так, значит, ваша подруга в последнее время нервничала?

Про тот день, когда Алиция меня навестила, я и не собиралась скрывать. С какой стати? Мы с ней провели время вполне невинно, за игрой в бридж.

– Ага, – в раздумье протянул майор. – А в последнюю ночь она звонила вам, чтобы еще раз пожаловаться на нервы?

– Ага, – в тон ему ответила я. – Вижу, вы уже пообщались с дражайшим моим господином и повелителем? Поражаюсь его чуткому сну. Да, было такое дело, звонила – расстроенная. Думала, вдруг я еще не сплю. О чем говорила, увы, не помню.

– Совсем ничего не помните? Может, все же словечко-другое отложилось в памяти? К примеру, она сказала что-то странное, озадачивающее?

– Да нет.