Все, что осталось, это жена, причем ходит слушок, будто он давно от нее доброго слова не может дождаться, не говоря уже о чем-то большем.
Я шел и все думал о нем, жалел; даже не заметил, как подрулил большой черный «кадиллак», и на человека, в нем сидящего, не обратил внимания. Только было нацелился пройти мимо, слышу: «Псст!», гляжу — здра-асте! — да это же Кувшин-Варень!
Опустил наземь чемоданы, сошел с поребрика.
— Ты, гнида сцаная, — приветствовал его я. — Почем слово за шухер?
— Спокуха, — осклабился он, сузив глаз. — Желаю знать, почем твое слово, сынишка. Твой поезд уже час как сдриснул.
Я покачал головой, от обиды онемев. Ведь ясен пень: не Босс подвесил его мне на бейцым. Если бы Босс опасался, что я сделаю ноги, меня бы тут не стояло изначально.
— Давай-ка хряй отсюда, — сказал я. — Черт тебя принес! Если не уберешься из города с концами, уберусь я.
— Да ну? И что, по-твоему, скажет на это Босс?
— А спроси его, — предложил я. — Расскажи, как рассекал тут в цирковом фургоне и ко мне на улице подкатывал.
Он облизнул губы, явно смущенный. Я прикурил сигарету, опустил пачку в карман и вновь вынул руку. Скользнул ею вдоль спинки сиденья.
— Ну ладно, ладно, чо ты возбухаешь! — забормотал он. — В субботу будешь в городе? Босс вернется, и… э, э!
— Нож выкидной, — объяснил я. — Сейчас он у тебя в горле на три миллиметра. Хочешь поглубже щекотнуться?
— Ты чо? Прям в жопу раненная рысь… Э, э!
Я усмехнулся и выпустил нож, он упал на сиденье.
— Чирк можешь оставить себе, — сказал я. — Все равно собирался выкинуть. А Боссу передай, что повидаться с ним приеду обязательно.
Обругав меня, он со скрежетом воткнул передачу и пулей рванул с места — мне аж отпрыгнуть пришлось, не то с ним вместе так бы и уехал.
Посмеиваясь, вернулся на тротуар.
Кувшин-Варень у меня давно дожидался, только все случая не было. Еще с тех пор, как законтачил со мной в Аризоне, — крутой какой: прямо с первотыка наезжает. Я ничего ему еще не сделал, а он давай с ходу погонять… Какой я ему пацан! Какой сынишка! Интересно, что на сей раз все это означало.
Кувшин-Вареню обещанное лавэ надо как хряку сиськи. Когда-то он был бутлегером, потом соскочил и до войны еще, очень вовремя, переключился на подержанные машины. Теперь у него несколько стоянок в Бруклине и Квинсе; легально (если бывает что-то легальное в торговле левыми тачками) он делает денег больше, чем когда-то ему приносило нелегальное спиртное.
Но если он вписался нехотя, зачем рвет на ходу подметки? Уж сюда-то точно не обязательно было соваться! Тем более сегодня. Боссу, между прочим, это совсем не понравится. Стало быть… Стало быть — что?
Так ни до чего и не додумавшись, я подошел к дому Уинроев.
2
Тому, кто много мотылялся по востоку Штатов, такие дома должны примелькаться. Всего два этажа, но выглядит выше, потому что узкий, с остроконечной крышей и дымовыми трубами с обоих концов конька; по середине ската пара чердачных слуховых окошек, тоже остроухих. Такие домики, когда покрашены под позолоту, смотрятся чертовски круто, однако обычно их малюют таким цветом, из-за которого они выглядят в два раза хуже некрашеных. Этот был выкрашен в казенную зелень с блевотно-бурыми наличниками.
Я, как увидел, сразу и сочувствовать этому Уинрою почти перестал. Мужик, который живет в таком доме, должен знать, что сам нарывается. Вы ж понимаете, и хоть меня на этот счет, быть может, чуточку заносит, но жить вот так я просто не вижу смысла. |