И в то самое время, когда Фима Жиганец обвиняет одесситов в хищении «Алеши, ша» у петербуржцев, Санкт-Петербургский театр музыкальной комедии пребывает на гастролях со спектаклем «Мы из Одессы, здрасьте», где на всю катушку эксплуатирует наш колорит. Небось, спектакль «Мы из Петербурга, наше вам с кисточкой» такого ажиотажа в российской провинции не вызвал бы. А афиша какая у этого спектакля, ну просто на загляденье всеми шнифтами, в точности, как иллюстрация статьи Макарова в «Европе Центре», где он предупреждает: не лапайте одесские песни, это святое.

Прекрасно помню, как песню Е. Кричмара «Моя Одесса» активно приписывали М. Шуфутинскому, а «Прогулка по Одессе» была записана в творческий актив «Чижа и К(одлы?)», хотя создал ее одесский рокер И. Ганькевич. А уж как использовался песенный фольклор Одессы советскими композиторами, можно написать докторскую диссертацию. Словом, имидж Одессы и творческое наследие Города десятилетие за десятилетием массированно эксплуатируют и разворовывают люди, не имеющие к Городу никакого отношения, а ростовчанин Фима Жиганец, как положено в таких случаях, кричит: «Держи одесского вора!».

В одном таки случае Александр Сидоров снисходителен к одесситам: «Конечно, никто не будет оспаривать одесского происхождения истории про то: «Как-то по прошпекту, я с Манькою гулял… В кабачок Мещерского решили мы зайти». Подобную милость Фима проявляет только потому, что знает: за одесское происхождение этой песни написал в «Яме» Александр Куприн. А не написал бы Куприн, быть тому «прошпекту» тоже уворованному одесситами, если не у Северного с его «кабачком Плисецкого», то у уже упомянутых Сани Черного или Валерия Власова, тоже на всю катушку пользующихся нашими песнями. Я даже не допускаю мысли, что Александр Сидоров читал А. Грина, где процитирован первоначальный вариант того «прошпекта»: «Вот вхожу я в Дюковку, сяду я за стол». А прочел бы, то не понял бы многого, ибо не только Крошка Цахес Бабель, но и Александр Грин беспонтово использовал в своих произведениях одесский язык, совершенно не напрасно называя своих героев Дюк или Бенц. За Дюка речи нет, но одесское слово «бенц» точно соответствует имени персонажа: мало того, что нахал, так еще и скандалист.

На самом деле тот кабачок, он же пивная, чье название каждый на свой лад коверкают Северный с Жиганцом в пресловутом «прошпекте», носил имя Печесского. А вот отчего в этой песне слово «проспект» звучит как «прошпект» — за это даже Александр Сидоров не знает, равно и что такое Дюковка. Потому что уже многократно растиражированный типографским способом от Москвы до самых до окраин пресловутый «прошпект» — вовсе не самоварное «золото дворов русского шансона», а подлинное золото наших гаванных песен.

Всего один пример. Издательство «Эксмо» выпускает сборник «Блатная песня», чуть ли не половину которого составляют одесские песни, не имеющие даже косвенного отношения к уголовному миру. Знаменитое одесское кафе «Фанкони», один из символов Города, описано в художественной и мемуарной литературе, как ни одно из аналогичных заведений мира.