Выйдя из дверей, он заметил Скинни и подозвал его:
— Скинни, монета еще у тебя? — Угрюмый кивок. — Я дам тебе десять долларов за нее, вдвое больше, чем она стоит.
— Став Лири покупал ее, я забыл, — ответил ребенок.
— Лири купил? На Лири было бы больше похоже, если бы он ее у тебя просто отобрал. Сколько же он заплатил?
— Пять долларов, потому что банковский кассир сказал — эта вещь ценная, — бормотал Скинни. — Я считаю, пять долларов вовсе не дешево для Лири, ведь он картежник и бутлегер.
— Когда ты ее нашел? — вроде бы равнодушно спросил Майк.
— Пару недель назад.
— Так давно?
— Угу.
Майк присвистнул. Судя по тому, что он слышал, испанцы были на холме всего несколько дней. Поэтому он расстался со своей идеей — возвратить людям на холме украденную, как Костиган подумал, у них монету. Но высокая стоимость раритета заставила его поразмышлять над другим: присутствием испанцев на холме, где была найдена старинная испанская монета. Все же он решил, что это простое совпадение.
Возможно, другой человек просто никогда и не задумался бы по такому пустяковому поводу, однако Майк находил свою писательскую интуицию отточенной столь блестяще, что был уверен, — она никогда не позволит ему искать связь там, где ее нет, и причину там, где все только дело случая; жизнь, как известно, и так полна шаблонных фрагментов, которые никогда не начинаются и редко заканчиваются.
Он попрощался со Скинни и зашел в магазин купить банку холодного лимонада, чтобы утолить жажду.
В это время прибыл автобус, совершающий рейсы из Форт Ворт в Эль Пасо и Санта Фе, и из него вышла единственная пассажирка: юная женщина, стройная, изящно одетая. Она вошла в магазин, и в душе Майка сразу запечатлелись белое личико, пухлые розовые губы, большие, полные жизни, темные, почти черные глаза и шелковистые, мягко вьющиеся волосы. Глаза их встретились, и он ощутил такое, совершенно непривычное, волнение, что его сердце начало давать заметные перебои.
Он никогда не являлся поклонником женских чар и до сего момента был очень далек от чего-то подобного: жизнь его протекала большей частью в тяжелой, грубой, экстремально напряженной атмосфере нефтяных промыслов и суете городов, возникавших на волне бума. А его дороги были дорогами сильного одинокого мужчины. Но что-то неуловимое в изяществе одинокой девушки привлекло его внимание, как магнит притягивает железо.
Он ощутил неясное, даже приятное, тепло где-то в груди и почувствовал огромное желание увидеть еще хотя бы раз девушку, так внезапно пробудившую в нем незнакомое чувство.
— Это Затерянная Долина, не так ли? — спросила незнакомка у управляющего магазином. — И есть ли в окрестностях города холм под названием Кабала Дьявола?
— Не знаю о таком, — ответил управляющий.
— Она имеет в виду Восточный Пик, — вступил в разговор Майк. — Испанцы дали ему старинное индейское название Холм Дьявольского Коня.
— Когда-то я такое название слышал, ведь я живу здесь почти всю жизнь, — сказал управляющий.
— Теперь никто холм так не называет, — ответил Майк, — он больше известен, как Восточный Кэйдок, с тех пор как американцы обосновались в этой местности. Но на старых картах он действительно называется Кабала Дьявола, и я думаю, вы видели его, когда подъезжали к городу.
— К северо-западу от города? — воскликнула она. — Да, я видела и надеялась, что это он.
Когда она повернулась и устремила свой взгляд на Майка, он заметил темные тени под глазами незнакомки — трогательное свидетельство общего, как ему показалось, тяжелого утомления, и физического, и морального. |