– Что происходит! – воскликнул Прайд, с лязгом выдергивая из ножен свой меч и озираясь то на сестру, то на гнома, от которых надеялся сейчас получить подсказку.

– Смотрите на символ! – Гефорга вдруг осенило – он вспомнил, где видел показавшийся в самом начале знакомым символ. – Я вспомнил, что означает тот символ, который здесь изображен повсюду! Это знак Торра Искателя. И Элейн была права насчет луны…

– Действительно, – заговорил молчавший до этого момента Экраим. – Ты заметил, Регнар?

– О чем ты, южанин? – прищурился гном, перенося все внимание на каменный шар.

– Смотри, – ткнул пальцем эль Нарим, хотя гном и без того уже смотрел на то, к чему наемник хотел привлечь его внимание. – Элейн зажгла первую чашу – и получилась молодая луна в своей первой четверти. Теперь горят обе. Полнолуние…

– Разрази меня Арраг! – воскликнул гном. – Ты прав, южанин! А ну, посторонись!

Гном шагнул к первой жаровне, и сильным пинком сбил ее на пол. Чаша опрокинулась, брызгами расплескивая жалкие остатки масла и погасая.

Густой рокот поднялся откуда-то из толщи скалы. Орнамент на шаре полыхнул ярко-синим цветом. За их спинами раздался скрежет камня о камень, от которого все невольно вздрогнули, совершенно не ожидая звуков с этой стороны.

В этот момент вторая жаровня, израсходовав остатки масла, погасла, оставив зал во тьме, тем более густой, что глаза всех путников уже привыкли к яркому холодному свету.

– Там что-то двигается? – прошептала девушка, указывая рукой на постамент с саркофагом и пятясь к стоящему ближе к воротам Прайду. – Ворота еще не начали открываться?

Отчего-то девушке вдруг стало очень страшно и захотелось спрятаться за спину брата, чтобы даже не видеть того, кто выбирался из своей усыпальницы на вершине постамента. Экраим зажег еще один факел от почти погасшего, который сжимала Элейн. Подняв его повыше, он осветил постамент, медленно и бесшумно извлекая другой рукой из потайного кармана Нить Владыки Гор. В мерцающем пламени факелов все увидели, как крышка саркофага поползла в сторону. Рыцарь, гном и наемник двинулись к постаменту, готовясь встретить нового неизвестного врага.

Крышка стоящего на постаменте саркофага с грохотом обрушилась с высоты на каменный пол, раскалываясь на несколько кусков. Кажущиеся бесконечно долгими мгновения ничто не происходило. Вдруг из недр саркофага поднялась рука, отличающаяся от голого скелета лишь тем, что кости ее обтягивала ссохшаяся кожа темно-серого цвета. Тонкие пальцы ухватились за край усыпальницы, и тотчас над саркофагом поднялся мертвец, завернутый в оборванные тряпки, большая часть которых за столетия истлела, рассыпаясь теперь при каждом движении.

– Мумия, – выдохнул Экраим, слышавший однажды легенду об эльфах, которые не хоронили самых знатных из своих мертвых, а бальзамировали их тела, оборачивали в дорогие одеяния и замуровывали в каменных гробницах. Он и не предполагал, что это может оказаться правдой.

Мумия заворочалась, поднимаясь на своем ложе в полный рост и поворачивая лицо в сторону незваных гостей. Высохшие губы потрескались, раздвигаясь в страшном оскале, обнажившем потемневшие зубы. В неясном свете, наполняющем зал, было не видно, есть ли под поднявшимися веками глаза или только темные провалы глазниц смотрят на чужаков. Путники невольно вздрогнули, когда в стенах погребального зала вдруг мощно зазвучал преисполненный гнева голос давно умершего эльфа, произносящий никому не понятные фразы.