Еретик вздохнул, чтобы заговорить, но содрогнулся в страшных конвульсиях, кровь и слюна брызнули из его разорванных губ. Несколько капель попали на лицо сервитора, который полностью это проигнорировал.

- Каждая секунда боли - это молитва! – закричал еретик.

- Неужели? – Кай держал руку подальше от кобуры. Для чего требовалось величайшее усилие.

- Я возлюблен Губительными Силами!

- Ты еретик, привязанный к столу, за секунды до смерти.

- Я страдаю, чтобы доказать, что я достоин!

- Тогда ты сейчас узнаешь, насколько это тщетно.

Кай слегка склонил голову – хищник, изучающий раненую жертву. Пси-пушка, установленная на его бронзовом наплечнике, включилась, зажужжала, накапливая энергию, и автоматически зарядилась болтом. Как и сервитор, она реагировала на настроение инквизитора, и, как и сервитора, Кай заставил оружие успокоиться.

Он смотрел на Джарета своим двойным зрением:  живой глаз видел истекающего кровью, умирающего человека, а красный искусственный глаз видел, как вокруг лица еретика начало возникать тошнотворно-голубое сияние.

Психическая энергия. Мощная психическая энергия.

Уже спустя недели после этого, когда Бастиан Кай оглядывался на события, произошедшие здесь, он будет вспоминать этот момент как секунду, в которую все вышло из-под контроля. До самой смерти он будет чувствовать тошноту, просто вспоминая, что произошло.

Голова еретика с треском повернулась, глядя Каю прямо в лицо. Красные слезы текли ручьями по разорванным щекам Джарета.

«Он плачет кровью?», подумал Кай, чувствуя, как все сильнее бьется его сердце.

Это было что-то новое.

И это было нехорошо.

Инквизитор собирался заговорить, когда десятки защитных знаков – пентаграмм, вытравленных кислотой на стенах камеры - священнику Экклезиархии потребовалось более недели чтобы выполнить их во всех деталях - вспыхнули тусклым светом. А потом и из них тоже потекла кровь.

Да. Это определенно было нехорошо.

Уже несколько дней камера смердела: сырое и мерзкое биологическое зловоние. Сейчас завоняло еще сильнее, удушливый воздух наполнился прогорклым запахом меди. Кай положил дрожащую руку на золотой, сделанный в виде аквилы эфес выключенного силового меча.

- ИНКВИЗИТОР КАЙ, - голос был громовым ревом, нечеловеческое рычание из человеческой глотки. Что-то древнее и явно веселящееся говорило сейчас устами Джарета.

«О, Трон Бога-Императора. Одержимость…»

И словно услышав мысли инквизитора, существо, захватившее тело Джарета, вскричало голосом таким первобытным и нечеловеческим, словно ревущий поток. Он заглушил жужжание пси-пушки Кая и шипение силового меча инквизитора, когда Кай вытащил его из ножен, но еще не включал.

Где-то за яростным ревом, словно сопровождающий его хор, Кай слышал рыдания Джарета – настоящего Джарета. От этого звука по коже Кая поползли мурашки, звук вдавливался в его разум, словно холодный кусок металла, проникая сквозь барабанные перепонки.

Чувство присутствия чего-то иного в камере, чего-то ощутимого, но невидимого, было такое, что у Кая онемел язык во рту. Его искусственные глаза фокусировались и рефокусировались, пытаясь воспринять омерзительное голубое сияние, окружающее еретика, ярче всего светившее из его глаз, его череп светился изнутри.

Психическая сила Кая спасла его от гораздо худшей участи. Нечестивость билась в его череп, волна эмоциональной злобы, излучаемой психической силой. Инквизитор слабел, но стоял непоколебимо. А незащищенный от эманаций варпа сервитор-палач вздрогнул, словно ему выстрелили в голову. Его левый глаз лопнул, взорвавшись желтоватым желе и красной кровью.

Кай начал читать молитвы защиты и изгнания демонов, но слова застревали в его разуме, оставаясь полузабытыми где-то между мыслями и губами. Концентрированная ненависть, густая, как туман в воздухе, говорила красноречивее всяких слов.