Я соврал. Не было у меня никаких дел. После госпиталя, куда я попал из Чечни, где служил по контракту в спецназе, мне довелось на постоянке поработать в общей сложности около двух лет – ремонтником в трамвайно-троллейбусном управлении и дворником. Из ТТУ меня выперли по сокращению штатов – там хватало и своих "спецов" по замене и укладке шпал, в основном женщин предпенсионного возраста. А "карьера" дворника едва не привела меня на тюремные нары – по горячке обломал рога одному козлу, постоянно путавшего мусоропровод с окном собственной квартиры, куда выбрасывал не только картофельные очистки и использованные презервативы, но и бутылки.

С той поры я перебивался случайными заработками: разгружал вагоны, таскал мебель на этажи, пилил лес… ну и так далее. А что прикажете делать, если я имел лишь одну специальность, полученную в армии – профессионального убийцы?

Не могу сказать, что мне не предлагали использовать армейские навыки по прямому назначению. Было. И деньги сулили немалые. Нет, не за работу киллера, а всего лишь за службу в охране новоявленных "господ". Но моя свободолюбивая натура напрочь отвергала даже шальную мыслишку о возможности работать цепным псом. Служить – это одно; а прислуживать – совершенно иное…

– Ты мне кое-что обещал… Стас… – Девушку вдруг зазнобило и она укуталась в одеяло.

– Хочешь сказать, что сулил капусту!? – Несмотря на похмельный ступор, я сильно удивился – даже в полном отрубе я не страдал приступами щедрости, особенно когда в кармане свободно, не цепляясь даже за презренную мелочь, разгуливает вошь на поводке.

– Ну ты, в натуре, выдала… Я что, похож на потертого лоха, снимающего телок за бабки!?

– Я н-не г-говорю о д-деньгах… – У нее зуб на зуб не попадал, будто на дворе была не средина лета, а по меньшей мере конец декабря, когда в моей квартире температура выше двенадцати градусов не поднимается.

– Кончай базлать загадками. Мы с тобой не на телевизионной передаче "Что, где, когда, с кем и сколько?".

– Ты н-намекал, что у т-тебя есть к-кайф…

– Хочешь ширнуться? – Тут в моей пасмурной башке будто зажегся прожектор – ну конечно же!

Девушка затравленно кивнула.

Нет, я и впрямь совсем отупел после вчерашних посиделок в баре, если до сих пор не понял, что у девицы начинается "ломка". Но я хорош – ляпнуть такое, да еще черт знает кому…

– Ладно, жди… – буркнул я, поддавшись несвойственному мне в подобных ситуациях приступу жалости. – Я мигом…

На кухне, за съемной вентиляционной решеткой, у меня был мини-тайник, где хранились четыре ампулы морфия – на всякий случай. В отличие от некоторых моих сослуживцев по Чечне, я "дурь" не употреблял. И только в госпитале, после операции, мне поневоле пришлось почти неделю сидеть на игле, чтобы от боли мозги не стали набекрень. Уезжая на дембель, я захватил пакет с героином – весом около килограмма – и два десятка ампул с морфием: чего-чего, а разнообразных трофейных наркотиков наш спецназ во время операций попутно добывал немало. Большей частью мы это дерьмо уничтожали, но и свои интересы учитывали, благо отцы-командиры, прошедшие школу Афгана, на наши, с позволения сказать, "шалости", смотрели сквозь пальцы. Правда, из-за такого опасного груза мне пришлось пробираться в родные пенаты огородами, но если уж в мою башку втемяшится какая-нибудь блажь, то ее оттуда и колом нельзя вышибить.

Приехав домой, я первым делом отвез наркотики в деревню к деду Артему и, тщательно упаковав в полиэтилен и трехлитровую стеклянную банку, закопал под фундаментом сарая, оставив себе малую толику.