– Давно?

– Недавно.

Бандиты подошли к дому, на крыльце разулись, сменив туфли и ботинки на тапки, вошли в сени. Оттуда прошли в горницу, большую комнату с русской печкой вдоль стены. За деревянным столом на лавке, сложив перед собой руки, сидел крупный мужчина – Демьян. В стороне, в старом кресле восседала его любовница, Вера Николаевна Авдотьева, или Верунчик. Раньше все завали ее Метлой, она обслуживала дальнобойщиков на стоянке при въезде в город. До тех пор, пока ее не забрал к себе Демьян. Как была Верка проституткой, так и оставалась ею, только обслуживала всего одного клиента, и Метлой ее звать никто не смел – Демьян запретил, а его слово в банде – закон. Верка курила длинную тонкую сигарету, сбрасывая пепел на ветхие половики. Степаныч, закрыв двери, ушел за занавеску, где у него была оборудована лежанка. Ушел спать. В 73 года он не страдал бессонницей и спал крепко, без сновидений.

Демьянов приказал:

– Гусь! Во двор, к «Ниве». Оттуда следи за улицей.

– И чего заходил? – вздохнул Гусин. – Только зря разувался. Сразу бы и передал через старика быть на стреме.

– Поговори еще! Ушел!

Гусин вышел в сени.

Кожанову Демьянов указал на скамейку напротив себя:

– Присаживайся, Кожан, показывай, что принес.

– На стол все выложить или в кейсе посмотришь?

– Высыпай! Все одно перекладывать в сумку.

На стол посыпались драгоценности. Верка бросила в пепельницу окурок, встала. Глаза ее заблестели.

Взглянув на любовницу, Демьянов рявкнул:

– Сядь! Не для тебя игрушки.

Верка фыркнула, но подчинилась, прикурив новую сигарету, продолжая алчно смотреть на кучу драгоценных украшений.

Кожан открыл кейс, выложил пачки денег.

– Здесь три лимона в рублях и пятьдесят тысяч евро!

– Это все, что вы взяли на хате Голубева?

– Да.

– Дом обыскивал?

– Лично! Были в хате еще какие-то картины, статуэтки, может, и дорогие, серебро – ложки, вилки, – но ты о них ничего не говорил.

– Потому и не говорил, что особой ценности вся эта мелочь не представляет. А вот денег маловато; я думал, Голубев дома больше бабла держит!

– Может, пока есть время, офис его вскроем? – предложил Кожан. – Наверняка там найдется чем поживиться!

Демьянов строго посмотрел на подельника:

– Запомни, Кожан, теперь мы работаем по наводке. Поступил заказ – выполняем. И никакой самодеятельности.

– Да помню! А как насчет гонорара? Мужики беспокоились, не кинул бы…

– Чего? Это когда я кого кидал?

– Так я ничего, мужики беспокоятся…

– Беспокоятся они… Возьми из этих два лимона, рассчитайся. Каждому по 500 тысяч.

– Мне, как старшему, больше бы следовало заплатить. Гусь в тачке сидел, Лысый – во дворе; все дело, считай, мы с Окунем провернули.

– Не жмись. Ладно, возьми себе еще десять штук евро!

– Это дело! Кейсом воспользоваться можно или его в утиль?

– В утиль, а бабло по карманам разложи, недолго с собой таскать.

Кожанов рассовал деньги по карманам, десять тысяч евро засунул в потайной карман, где хранилась спичечная коробка с анашой. Остальное Демьян сгреб в небольшую спортивную сумку, закрыл «молнию». Крикнул в сторону занавески, за которой скрылся хозяин дома:

– Степаныч!

В ответ донесся храп.

– Ну и старик! В его годы люди бессонницей страдают, а этот спит.

Демьянов достал из кармана две пятитысячные купюры:

– На! Отдашь ему, как проснется.