|
Конечно, будь это обычный обрыв, он вряд ли мог бы мне повредить, даже свались я с него, но в этом месте я не чувствовала в себе совершенно никакой Силы. Мои ноги болели, как у любого человека, который долго шел пешком, мне хотелось пить, было жарко и тоскливо, а тут еще эта яма. Я заглянула в нее: глубоко. Серые пыльные камни, серая пыль внизу. А впереди этот чертов столб, который… Сначала мне в очередной раз показалось, что я схожу с ума, но, приглядевшись, я уверилась, что если глаза мне не врут, то веретено похудело, и изрядно, после чего я сделала то, что должна была сделать много раньше, а именно - оглянулась. За мной, сколько хватал глаз, расстилалась серая неприглядная пустыня. В своих скитаниях я не раз видела земли, которые так назывались, но там были какие-то барханы или каменистые россыпи, там росли кактусы или саксаул, а здесь было именно пусто. Ничего, только плоская, как стол, поверхность, покрытая пылью, в которую ноги проваливаются по щиколотку. Я снова вгляделась в похудевшее веретено и обругала себя последними словами: смутные пятна, проступающие сквозь серую слизь, изменили свои очертания. Какой же дурой я была! Я все время ждала, когда что-то начнется, когда на меня обрушится магический удар, а все было просто и глупо. Тот, кто наматывал этот чудовищный кокон, делал это с таким расчетом, чтобы некто, скорее всего он сам, мог его размотать и добраться до того, что скрыто в середине. Пользовался он силой Ройгу, а значит то что было по силам ему, мог сделать кто-то из его собратьев-ройгианцев высокой степени посвящения и, разумеется, Белый Олень и Эстель Оскора. И делалось это просто до противности. Нужно было просто идти вперед. Каждый мой шаг разматывал этот кошмар, как разматывает ковер каждый шаг дворцового служителя, катящего перед собой скатку. Мне нужно было лишь идти вперед, и больше ничего. Поняла я и другое: мерзкие цветочки не имели никакого отношения к этой магии, это был гной, вытекающий из раны. Уроду-ройгианцу удалось ранить сам мир, и рядом начали твориться всяческие безобразия. Эту гниль еще нужно будет как-то выжечь, но сначала я должна дойти до Эрасти. Я посмотрела вниз: да, овраг, но неужели я, прошедшая десятки миров, не смогу туда спуститься?! Смогу, Проклятый меня побери! 2850 год от В.И. 21-й день месяца Звездного Вихря. Святой город Кантиска Святой Эрасти отрешенно и скорбно взирал на собравшихся клириков. Архипастырь<Архипастырь - глава Церкви Единой и Единственной.> Иакинф, благообразный старец с иконописным лицом и бледно-голубыми, как у младенца, и столь же пустыми глазами, торжественно опустился в свое кресло и высоким надтреснутым голоском объявил, что конклав собран, дабы выслушать легата Иллариона, по настоянию кардинала Арцийского Евгения, расследовавшего то, что произошло в Мунте. Кардиналы важно наклонили благообразные головы, хотя в глубине души у многих таился страх. С тех пор, как Архипастырь Максимилиан настоял на окончательной передаче всех дел, связанных с Запретной Магией, в руки Церкви и для ведения их основал орден святого Антония-Молчальника<Антоний-Молчальник - юноша по имени Артур из знатной арцийской семьи, узнавший, что его отец и старшие братья впали в ересь Проклятого, и донесший на них Архипастырю Октавиану. После этого Подвига Артур, любивший свою семью, принял постриг под именем Антония и дал обет вечного молчания. Причислен к лику святых.>, Скорбящие набрали немалую силу. Идти против них осмеливались разве что такие неуемные и отчаянные люди, как нынешний арцийский кардинал. И надо же было такому случиться, что именно в Арции из рук антонианцев вырвался Шарль Тагэре. Даже те члены конклава, которые не имели никакого отношения ни к Арции, ни к делам Скорбящих, чувствовали себя неуютно, а Евгений спокойно сидел в первом ряду, поблескивая колючими глазами на Предстоятеля антонианцев Ореста, и прямо-таки рвался в бой. Больше всего клирики боялись, что дойдет до голосования и придется прилюдно принимать чью-то сторону. |
