Керн использовал свой любимый прием, двигаясь вдоль деревянной стены и то и дело отталкиваясь от нее, а лак всячески пытался его прикрыть, сдерживая натиск врага.

Керн снова пошел в атаку и некоторое время держался в центре арены. Он был хорош, и той ночью сражался лучше, чем когда-либо, достигнув новых высот боевого искусства. Один раз он даже отогнал Хоба и его триглад в дальний угол – казалось, есть реальный шанс, что человек сможет победить.

Небольшая толпа на балконе начала кричать, подбадривая его, а потом одобрительно затопала. Керна очень любили, все ожидали, что он станет чемпионом этого сезона. Люди верили в него. Он был для них лучшим, и все желали ему победы над ненавистным Хобом.

Схватка была яростной, но постепенно Хоб начал брать верх и Керна снова стали теснить.

А потом прозвучал гонг. С трудом верилось, что уже пролетело пять минут. Теперь оба бойца должны были сражаться, стоя перед своими лаками.

Они перестали биться и сменили позиции.

Люди утихли; я ощущал их тревогу. Хоб был быстрым, неумолимым, куда опаснее любого лака. Теперь меч Керна будет сражаться против его меча. Протянув длинные руки поверх плеч Керна, его лак попытался его защитить – но сумеет ли он?

Хоб неистово атаковал, и Керн отступил.

Тина закрыла лицо руками, не в силах больше смотреть. Дейнон кусал ногти.

– Прочь от стены, дурак! Прочь от стены! – крикнул Тайрон, опустившись на сиденье рядом с Тиной. Он тяжело дышал.

Эти слова могли показаться слишком грубыми: было ясно, что Керн и так отчаянно пытается отойти от стены, но ему мешает яростно атакующий Хоб. Керн прижался спиной к защищенной доспехами груди своего лака, и податься ему было некуда: прямо перед ним стоял Хоб, с двух сторон напирал триглад. Но я знал, что Тайрон любит зятя как родного сына и только страх за Керна заставил его выкрикнуть эти слова.

Тина подняла голову с перил, прислонилась к отцу, и тот взял ее руки в свои. Она смотрела на арену словно загипнотизированная.

И тут – внезапно, ужасно, ошеломляюще – все закончилось.

Лак Керна упал: клинок вошел в его горловую втулку.

Керн с потрясенным видом шатнулся вбок. Хоб уже ранил его – его лицо было в крови, темное пятно медленно расплывалось по правому боку, сочась из-под кожаной куртки. Я увидел, как Хоб снова вонзил в него меч.

Меня замутило. Этого просто не может быть, это слишком жестоко! Керна убивали на глазах у жены, и никто ничего не мог сделать, чтобы его спасти.

Керн покачнулся, но не упал, хотя было ясно, что он тяжело (может, даже смертельно) ранен. Если бы действовали обычные правила, победивший боец и его триглад подались бы назад сразу после того, как пролилась кровь. Так уж были устроены лаки, если шаблоны их не изменяли для участия в бою насмерть или для сражения по другим правилам, таким, какие властвовали на арене сейчас.

Триглад наконец-то отступил, но это не могло спасти Керна. Он был побежден и, живой или мертвый, принадлежал Хобу.

Мы ошеломленно наблюдали, как он покидает Арену 13.

Зрители молчали.

Керн хромал впереди Хоба и его лаков, храбро стараясь не упасть и морщась от боли. За ним тянулся кровавый след, и возле двери «макс» он остановился и покачнулся.

Я думал, он сейчас рухнет, но он повернулся к балкону и посмотрел вверх, на Тину, видя далекое лицо жены в последний раз.

Тина пронзительно выкрикнула его имя; ужасно было слышать в тишине ее страдальческий голос. Керн шагнул за дверь и исчез из виду.

Мы тут же покинули балкон: Тайрон и Квин крепко стиснули руки Тины и наполовину провели, наполовину втащили ее вверх по ступенькам. Зрители остались на своих местах, давая нам выйти. Они молчали, и на их лицах отражался целый спектр чувств: сострадание, гнев, сожаление, горе и уныние.