Сьюзан Кинг. Кровавая королева
Machbet filius Finlach… et Gruoch filia Bodhe, rex et regina Scotorum… Макбет, сын Финлеха, и Груох, дочь Боде, король и королева Шотландии… Реестр монастыря Св. Андрея, 1049
Часть первая
Король великодушный… примет власть… Высокий, златовласый, всем любезный… И под эгидой рыжего царя Шотландия достигнет процветанья…
Пророчество Берхана о царствовании Макбета, XI век
ПРОЛОГ
1058 год от Рождества Христова
Снежинки мерцают на фоне вечернего неба и мягко ложатся вокруг холодной неприступной башни. Самозваный король скоттов ждет, когда пройдет эта промозглая хлябь, чтобы отправить меня в монастырь на юге Шотландии. Малькольм Кэнмор, убивший моего мужа и называющий себя королем, конечно, предпочел бы упрятать меня еще дальше, где нибудь в Англии. Потому что там его союзники точно запрут меня под замок. Шотландцы же вряд ли отважатся на это. Но мой сын – коронованный король скоттов, и я нахожусь под его защитой, не говоря уже о том, что у меня есть и собственные силы. Согласись я выйти за Малькольма Кэнмора – была бы осыпана почестями. Всего пару недель назад он прислал ко мне очередного гонца с отрезом зеленого шелка, тканного золотом, и склянками с ароматами и специями, прося моей руки. Если бы мне нужна была такая власть, возможно, я и соблазнилась бы его подношениями. Но я рождена кельтами, для которых честь превыше всего, а потому шотландская шерсть для меня дороже восточных шелков. Может, ее выделка и грубее, зато она хранит в себе силу и красоту этой земли. Я написала Малькольму ответ той самой рукой, которую он желал получить, хотя по гэльски я пишу гораздо хуже, чем на латыни. Впрочем, отказ не требует многословия. Большую часть подарков я отослала назад вместе с запиской и оставила лишь отрез шелка – он очень понравился моей горничной Финелле. А что касается монастыря, я напишу об этом узурпатору Малькольму в следующий раз: «Королева Грюада, вдова убиенного тобой короля Макбета, предпочитает остаться в своей крепости». В каком то смысле это вызов; посмотрим, что он будет делать. Ветер вовсю завывает за стенами замка – неудивительно, что февраль называют волчьим месяцем, – а я со своими приближенными сижу возле жаровни, жадно впитывая тепло и свет. Мой домашний менестрель Дермот наигрывает мелодию на арфе. Меня бьет озноб, и я потуже закутываюсь в плащ. Мне не исполнилось еще и сорока, и я все еще полна жизни, но нынче вечером мороз поистине пронизывает до костей. Прислуга задергивает занавеси на закрытых ставнями окнах, сквозь которые просачивается холод, и подкладывает в огонь торф и ароматные яблоневые ветви, оставшиеся еще с осени. С миром покоятся мои мальчики, хрупкая жизнь которых была задушена в зачатке, и муж мой тоже мертв. Бесконечно тянущийся вечер вынуждает вспоминать усопших. Одиночество и игру светотени делят со мной еще двое, и лишь угрюмая Финелла то появляется, то исчезает подобно призраку. Рядом со мной сидит моя троюродная сестра и врачевательница Биток. Чуть дальше расположился монах Дростан, склонившийся над книгой. Обоих я знаю с детства; с учетом моего характера, вероятно, лишь присущая кельтам преданность по прежнему удерживает их рядом со мной. Биток – настоящий друг, хотя временами и высказывает в мой адрес довольно резкие замечания, впрочем, как и я в ее. Монах принадлежит к ордену «вассалов Бога», который позволяет своим членам вступать в браки и отмечать шабат, что мне очень нравится, как и любое другое проявление протеста. Во всех остальных отношениях Рим уже окончательно поработил Шотландскую церковь. Дростан прекрасно владеет пером и мечтает о том, чтобы написать мое жизнеописание. |
