Кэтлин проснулась поздно и сварила себе кофе. Она выглянула из окна спальни, чтобы полюбоваться своими ромашками, и увидела, что они затоптаны. Сперва ей пришла в голову мысль о соседских детях, но потом она заметила огромный отпечаток ноги на рыхлой земле. В уме у нее роились многочисленные планы, как выбросить из головы сумасшедшего полицейского, но теперь, при виде следа на земле, все они сложились воедино. Она собиралась открыть магазин и заняться бумажной работой, но вместо этого решила предать забвению своего безымянного возлюбленного, оказавшегося на поверку сплошным разочарованием. Для этого следовало о нем написать. Вычеркнуть из своей жизни, предварительно обличив в злодействе, осмеять, облить презрением и едким сарказмом слабых, одержимых насилием мужчин. Она встретит сержанта Ллойда Хопкинса лицом к лицу и сразит его.

Выпив кофе, Кэтлин села за письменный стол. Слова проносились в уме, но между ними не было никакой связи. «Не выкурить ли косячок для разогрева?» – подумала она. Нет, еще слишком рано, не стоит начинать с этого день. Да и не заслужила она такой награды. В душе росла решимость, и в то же время что-то внутри ее сопротивлялось. Она прошла в помещение магазина и рассеянно взглянула на стол рядом с кассовым аппаратом. Написанные ею шесть книг были выложены в кружок вокруг увеличенной и наклеенной на картон положительной рецензии из журнала «Миз».

Кэтлин перелистала свои собственные сочинения, открывая книги на первом попавшемся месте. Она перечитывала пассажи, осуждающие мужское доминирование, и видела, что лежащий в подтексте символизм зеркально отражает ее собственное «я». Она находила язвительные портреты трусливых мужчин и осознавала, что центральной темой являлось ее собственное стремление обучать и воспитывать. Когда она поняла, что написанные ее рукой страницы прозы, исполненные самой праведной ненависти, в действительности вопиют об искуплении вины, самовлюбленная ностальгия по прошлому умерла в ее душе. Шестью поэтическими сборниками она заработала семь тысяч четыреста долларов авансов и ни цента потиражных гонораров. Авансы за «Обоюдоострую девственницу» и «Записки из несуществующего царства» помогли ей оплатить давно накопившиеся долги по карточке «Виза». Впрочем, она очень скоро опять превысила кредит, на следующий год ликвидировав долги с помощью аванса за «Голливудскую неподвижность».

«Взгляд в бездну» и «Женский мир на краю пустоты» дали ей возможность купить этот книжный магазин… Впрочем, теперь он балансировал на грани банкротства. Остальные выпущенные ею сборники окупили аборт и поездку в Нью-Йорк, где ее редакторша напилась и полезла ей под юбку в «Русской чайной».

Кэтлин бросилась в спальню и вытащила из гардеробной сундучок с розовыми лепестками в рамках. Перенесла его в помещение книжного магазина и методично, одну за другой, принялась швырять рамки об стену, выкрикивая проклятия. Звон стекла и грохот падающих книжных полок заглушили ее крики. Когда все помещение превратилось в руины последних восемнадцати лет ее жизни, Кэтлин вытерла слезы и полюбовалась делом своих рук. Мертвые книги валялись на полу, ковер блестел осколками стекла, пыль от штукатурки оседала, как радиоактивный пепел. Идеальная картина разрушения.

И тут вдруг Кэтлин заметила нечто необычное. Длинный черный провод свешивался со стены под потолком, в том месте, куда угодила одна из рамок, выбив кусок штукатурки. Она подошла и дернула за свисающий конец, вытянув из стены кусок слегка зашпаклеванной проводки, тянувшейся через всю комнату. Дойдя до конца провода, Кэтлин обнаружила, что тот ведет к миниатюрному микрофону, и снова дернула. В обратном направлении проводка тянулась до входной двери. Кэтлин открыла ее и увидела, что провод тянется на крышу, скрываясь в ветвях раскидистого эвкалипта, растущего у самого крыльца.