Стаканчик меня взбодрил. Я налил про запас во фляжку, сунул ее в карман и спустился в такси.
Дом Илайхью Уилсона был освещен сверху донизу. Не успел я притронуться к звонку, как секретарь открыл дверь. Он трясся всем тощим телом под голубой пижамой и синим халатом. Худое лицо его пылало от возбуждения.
— Скорее! — сказал он. — Мистер Уилсон вас ждет. И, пожалуйста, уговорите его, чтобы он разрешил убрать тело.
Я пообещал уговорить и пошел за секретарем в спальню к старику.
Старик Илайхью был по-прежнему в постели, но теперь на одеяле, возле его пухлой руки, лежал черный автоматический пистолет.
Едва я появился, старик оторвал голову от подушек, выпрямился и гаркнул на меня:
— Есть у вас храбрость или одно только нахальство?
Лицо его было нездорового багрового цвета. Пленка с глаз исчезла. Они были жесткие и злобные.
Я подождал с ответом, разглядывая труп, распростертый на полу, между дверью и кроватью.
Невысокий коренастый человек в коричневом костюме лежал на спине, уставив в потолок мертвые глаза из-под козырька серой кепки. Выстрелом у него снесло кусок челюсти. Под задранным подбородком виднелся след второй пули, которая пробила галстук, воротничок и продырявила шею. Одна рука была подвернута, другая сжимала дубинку величиной с молочную бутылку. Вокруг было много крови.
Я перевел взгляд с этой некрасивой картинки на старика. Он глупо и злобно ухмылялся.
— Болтать вы мастер, — сказал он. — Это мне известно. На словах все вы горазды кулаками махать. А что у вас за душой? Храбрость или одно нахальство? Или все в болтовню ушло?
Урезонивать его не было смысла. Я нахмурился и напомнил:
— Я ведь просил меня не беспокоить, пока вы не захотите для разнообразия поговорить толково.
— Вот именно, мой мальчик. — В его голосе звучало дурацкое торжество. — Будем говорить толково. Мне нужен человек, который смог бы очистить отравиллский свинарник, выкурить отсюда крыс, больших и малых. Это мужская работа. Вы мужчина?
— Не стоит ударяться в поэзию, — проворчал я. — Если у вас есть честная работенка по моей специальности и вы согласны прилично заплатить, может, я и возьмусь. Но все эти глупые слова насчет выкуривания крыс и очистки свинарников для меня пустой звук.
— Ладно. Я хочу, чтобы Отервилл был очищен от мошенников и взяточников. Так вам понятно?
— Сегодня утром вы этого не хотели, — заметил я. — Почему захотели теперь?
Он объяснил мне — громко, бурно и пространно, большей частью в непечатных выражениях. Общий смысл сводился к тому, что он построил Отервилл буквально по кирпичу, собственными руками, и намеревался оставить его в своем полном владении, а в противном случае — стереть с горного склона. Как ему посмели угрожать в его собственном городе?! Он их не трогал, но когда некоторые стали указывать ему, Илайхью Уилсону, что ему можно, а чего нельзя, он решил показать, кто есть кто. К концу речи он указал на труп и хвастливо произнес:
— Теперь увидят, что старик еще не совсем выдохся.
Шутовство Уилсона сбивало меня с толку. Мне не удавалось нащупать, что за этим скрывалось.
— Это ваши дружки его подослали? — спросил я, кивнув на мертвеца.
— Я с ним говорил только на этом языке, — сказал он, похлопывая по пистолету. — Но думаю, что они.
— Как это случилось?
— Как, как — очень просто. Я услышал, как открылась дверь, зажег свет, увидел его, выстрелил, и вот он, любуйтесь.
— Когда?
— Около часу ночи.
— И с тех пор он тут валяется?
— Вот именно. |