— Ну вот, теперь я снова чувствую себя человеком! — с облегчением вздохнул он, облачившись в свой привычный костюм. — Рукопашная схватка хороша, когда встречаешь одного-двух, но боюсь, что местный энергоцентр нашпигован стражей под самую завязку… вряд ли нам удалось бы справиться без скафандров и собственного оружия. Скафандр Клио мы возьмем с собой — оставим у энергетического отсека и захватим на обратном пути.

Теперь охрана была уже не страшна, и тяжело вооруженная пара направилась прямо к источнику энергии — сердцу космического города-крепости. Некоторые из встречавшихся им охранников пытались подать сигнал тревоги своему хозяину, который один мог пустить в ход всю мощь и все разрушительные силы планетоида; некоторые же, беспечно доверяясь царившей вокруг тишине, замечали их в последний момент. Но судьба и тех, и других была одинаковой: их эмиттеры были бессильны против силовых экранов, окружавших скафандры землян, а два безотказных «левинстона» мгновенно пожирали свои жертвы.

Достигнув массивной двери генераторного отсека, мужчины внезапно услышали Клио — ее голосок срывался, выдавая напряжение и страх:

— Конвэй, поторопись! Его глаза… мне не выдержать больше! Торопись, милый!

Похоже, она ударилась в панику. Мужчин поразили не столько ее слова, сколько тон — в нем сквозил смертельный ужас. Оба поняли, что медлить нельзя ни секунды; с Клио творилось что-то страшное. Беззаботная жизнерадостная девушка, наследница сказочного состояния, впервые покинувшая Землю, была заперта за силовыми стенами с маньяком, с живым механизмом, который ставил себя вне совести, закона и морали, не признавал никаких авторитетов — никого и ничего, кроме своих желаний и страстей! Должно быть, она боролась с ним, собрав все свои силы. Должно быть, она плакала и просила, кричала и злилась, притворялась покорной, чтобы выиграть время — но вряд ли ее мучения трогали безжалостный и злобный разум существа, именовавшего себя Роджером. Теперь же, видимо, его игра, мучительно-жестокая игра кошки с мышью, приближалась к финалу.

Конвэй не видел, как ужасное серовато-смуглое лицо склонилось над девушкой, как жуткие холодные стальные глаза словно пронизали ее насквозь и как, выдохнув, выкрикнув отчаянный призыв о помощи, она вцепилась ногтями в эту отвратительную физиономию с яростью смертельно раненной тигрицы. Он не видел этого, но мог представить. И, пробормотав ужасное проклятие, он простонал:

— Продержись еще минуту, Клио! Еще минуту, любимая!

Массивная дверь генераторного отсека исчезла, расплавленная огненными лучами. В огромном зале, открывшемся за ней, «левистоны» землян могли действовать в любом направлении с максимальной мощностью — и два смертоносных веера развернулись с энергией стальной пружины, уничтожая все, что попадало под удар обжигающих молний. Эмиттеры, выхваченные более расторопными охранниками, превращались в убийственно опасную взрывчатку от одного лишь прикосновения силового луча; грудами бесформенного металла становились тонко отлаженные, сложнейшие механизмы; пульты управления как будто растворялись в воздухе; высоковольтные разряды шипели, искрились и угасали, оставляя резкий запах озона; расплавленный металл тек ручьями на пути яростной силы, ненасытно выискивающей очередную жертву. Когда с грохотом взорвался последний генератор, двое разрушителей внезапно ощутили невесомость и схватились за скобы в стенах, сообразив, что первая часть их программы выполнена.

Костиган рванулся к наружной двери и выплыл в коридор. Брэдли следовал за ним, прикрывая тыл; он нес скафандр для Клио и иногда посматривал назад, чтобы вовремя позаботиться о погоне. Сам Конвэй, казалось, забыл об осторожности. Он передвигался гигантскими прыжками, отталкиваясь от стен и повторяя:

— Я иду, Клио! Держись, девочка! Держись!

— Я в порядке, Конвэй… — Хриплый срывающийся голос девушки, ставший почти неузнаваемым, выдавал, что пришлось пережить ей за последние минуты.