— Проклятье! Это же Кайтор! — Владыка Ломарры стоял у алтаря, вглядываясь в распростертое на каменных плитах тело. — А где Дивейн? Где этот старый колдун? — Фагон Третий устремил пронзительный взгляд на кузнеца. — Лорд Тедрик, сейчас я преподам тебе первый из уроков мудрого правления: воюя с богами, не забывай об их слугах! Ты понял меня?

С минуту Тедрик размышлял, уставившись глазами в пол, потом кивнул головой.

— Я понял, сир, и благодарю тебя за это напоминание. Дело еще не кончено, ты прав! — он повернулся к капитану гвардейцев. — Собери своих людей! Мы пойдем вниз, в лабиринт, и прикончим старую крысу в ее норе!

12

Дивейн уперся подбородком в сухие сморщенные руки, не спуская немигающего взгляда с Лейи, распростертой на деревянном топчане посередине камеры. Прямо над головой девушки в потолке зияла шахта, длинная и широкая, выходившая на одну из боковых поверхностей пирамиды Скина. Сейчас ее жерло было направлено в то место небосвода, где в этот час багровела далекая яростная звезда. Ни камень, ни металл не мешали прямому общению божества с разумом жертвы, которой предстояло поведать верховному жрецу волю Сарпедиона.

Да, Лейя тоже была жертвой, ибо такие сеансы связи обычно заканчивались для человека либо смертью, либо безумием, более страшным, чем смерть. Естественно, речь шла о людях, особо чувствительных к ментальному излучению, как сказали бы просвещенные современники Скандоса. Но для Дивейна все они являлись проклятыми, отмеченными яростным богом; и проклятье было тем сильней, чем большими телепатическими способностями обладали эти нечестивцы.

Многие в Ломарре, Сарлоне и Тарке ощущали головную боль и гул в ушах, когда Око Сарпедиона плыло по небу. Кое-кто из страдальцев днем почти доходил до сумасшествия, но вечером, когда кровавый Глаз прятался за горизонт, готовый терзать другую половину мира, разум возвращался к несчастным. Они были верными кандидатами на алтарь Сарпедиона, и те, кого близкие не могли удержать дома, попадали в лапы жреческих патрулей. К сожалению, безумие чаще всего поражало целые семьи и роды; отцы и матери были не в силах помочь детям, дети — спасти родителей. Наиболее благоразумные селились в глубоких пещерах, ибо только многие и многие футы камня и земли могли ослабить карающую десницу божества.

Наемники, под командой младших жрецов, регулярно обыскивали все пещеры, все старые шахты и любую доступную щель в горах и холмах, которая была способна послужить убежищем. Большинство пленников попадали на алтарь, но некоторые являлись весьма ценной добычей, предназначенной для подземных камер усыпальницы Скина. Под божественным воздействием они впадали в транс и, подстегнутые наркотическим снадобьем, могли говорить, изрекая волю Сарпедиона. Девушка Лейя была из таких.

Она застыла на грубом топчане: руки и ноги стянуты ремнями, пропущенными под ложем, виски зажаты в специальных деревянных тисках в изголовье. Рядом — двое жрецов; они только что закончили вливать темную жидкость в горло девушки. Жрецы были пожилыми, но крепкими людьми, и относились к числу особо доверенных; другим не стоило слушать смутные речи оракула. Один из них уже держал дощечку с пергаментным листом, в руках второго были кисть и пузырек с краской.

Внезапно лоб Лейи покрылся испариной, она беспокойно дернулась, беспомощная в стягивавших ее тело путах. Снадобье подействовало! Дивейн лишь в древних хрониках читал, как надо вопрошать бога, но прочитанное помнил отлично. Сейчас она заговорит — быстро, сумбурно… Надо слушать, записывать и отмечать на полях пергамента время, отсчитанное по песочным часам. Важно все, что будет сказано; но главная часть пророчества содержится в тех словах, которые произнесены в момент смерти жертвы на алтарном камне — там, высоко на крыше. Кайтор опытен и сделает все, как надо… И если великому богу угодна кровь королевской дочери, он сообщит об этом.