Офицер сумел скрыть свое удивление и громко рявкнул:
– Откуда ты знаешь мой язык?
– У меня был учитель-грек в детстве.
Офицер приподнял бровь.
– Значит, нам попался цивилизованный гугга?
– Многие из нас прекрасно образованы, – сдержанно проговорил Ганнон и получил в ответ удивленный взгляд.
– А твой человек говорит на латыни?
– Богу? Нет.
– Значит, у вас тоже существуют различия между классами, – задумчиво произнес офицер, бросив презрительный взгляд на своих солдат. – Однако у тебя не греческий акцент. Твой латинский звучит так, будто ты из Кампании.
Теперь пришла очередь Ганнона удивляться. Впрочем, ничего странного в том, что он говорил на латыни, как Квинт и его родные, не было.
– Я жил в Южной Италии, – признался он.
Римлянин подошел ближе и толкнул Ганнона в спину, тот качнулся вперед, и его ноги перестали касаться пола, а руки вывернулись в суставах назад. Юноша взвыл от боли.
– Не лги мне! – выкрикнул офицер.
Охваченный отчаянием карфагенянин попытался уменьшить давление на плечи, изо всех потянулся вниз, и ему удалось совсем чуть-чуть замедлить движение, но тут его снова пронзила острая боль.
– Я сказал правду. Моего друга и меня захватили на море между Карфагеном и Сицилией. Меня купила семья из Кампании. Я жил недалеко от Капуи около года.
– Как звали твоего хозяина? – быстро и требовательно спросил офицер.
– У меня нет хозяина, – гордо вскинув голову, ответил Ганнон.
И тут же задохнулся от удара в солнечное сплетение; его окатила новая волна боли, когда плечи приняли на себя вес его тела. Его затошнило, и он сплюнул на пол.
Офицер подождал немного, а потом приблизил лицо к покрасневшему, кашляющему Ганнону.
– Я очень сомневаюсь, что твой хозяин подарил тебе свободу, чтобы ты мог присоединиться к армии Ганнибала. А значит, ты все еще его раб. Тебе понятно?
Спорить было бесполезно, но Ганнона охватила ярость.
– То, что меня захватили пираты, не сделало меня проклятым рабом. Я свободный человек и карфагенянин!
За свою вспышку он получил очередной сильный удар, и его снова вырвало остатками жидкости, которая еще была в желудке. Ганнон пожалел, что не попал на ноги своего мучителя, но тот успел отступить на пару шагов назад. Он стоял и терпеливо ждал, когда пленника перестанет рвать, а потом прошептал ему на ухо:
– Если тебя продали римскому гражданину, ты раб, и не важно, нравится тебе это или нет. Я не собираюсь с тобой препираться, и, надеюсь, у тебя тоже хватит здравого смысла со мной не спорить. Как звали твоего хозяина?
– Гай Фабриций.
– Никогда о нем не слышал.
Ганнон ожидал нового удара, но его не последовало.
– Его жену зовут Атия. У них двое детей, Квинт и Аврелия. Их ферма находится примерно в половине дня пути от Капуи.
– Продолжай.
Ганнон рассказал о своей жизни в доме Квинта, о том, что он подружился с Квинтом и Аврелией, и о визите в их дом Гая Минуция Флакка – аристократа, занимавшего исключительно высокое положение. Он не стал упоминать Агесандра, надсмотрщика, который превратил его жизнь в кошмар, и не рассказал, что пытался разыскать своего друга Суниатона.
– Ладно, достаточно. Может быть, ты действительно был рабом в Капуе. – В глазах офицера появилось задумчивое выражение. – Значит, ты сбежал, когда узнал, что Ганнибал вошел в Цизальпийскую Галлию?
Ганнон решил, что скорее умрет, нежели признается в том, что прятался в ночи, точно дикий волк.
– Нет. |