Небо уже стало розовым, но солнце еще не показалось. Калитка в высоком заборе чуть поскрипывала под утренним ветром. Полуянов толкнул ее ладонью и вошел во двор. Калитка за его спиной захлопнулась. Антон даже обернулся, ему показалось, что кто-то закрыл ее за ним.

Взгляд его остановился на треснувшем жернове, белеющем среди двора. Два петушиных пера трепетали на нем, но ветер был слишком слабым, чтобы подхватить и унести их. Над крыльцом загорелся желтый манящий фонарь, словно Антона приглашали подняться в дом. В нерешительности он замер в двери, боясь положить теплую ладонь на холодную латунную ручку.

– Заходите же, – услышал он мягкий голос, прозвучавший у него прямо за спиной.

Антон обернулся так стремительно, что даже кольнуло в шее. Улыбающийся Ястребов стоял, облокотившись на перила, и хитро смотрел на Полуянова. Седой короткий ежик волос серебрился в утреннем свете, как трава, тронутая инеем.

– Ценю вашу пунктуальность. Проходите в дом.

Антон снова оказался в гостиной. Теперь она показалась ему уже не такой большой.

– Ром с утра я предлагать не стану, – спокойно произнес Ястребов, – и сигару не рекомендую.

– Я уже успел покурить.

– Как спалось?

– Можно сказать, никак, – Антон терял веру в то, что Ястребов ему поможет. Хозяин дома казался ему сейчас самым обыкновенным человеком.

– Снимайте рубашку, – свет Ястребов не зажигал.

– Я даже ничего не чувствую, – признался Полуянов, сбрасывая рубашку.

Повел плечами, но ничего не ощутил, словно ему в спину вкололи дозу обезболивающего.

– Вам придется лечь, – Ястребов указал на широкий кожаный диван.

Антон лежал на животе, подложив руки под голову.

– Вы что-нибудь ощущаете? – Антон почувствовал легкое приятное покалывание в спине. Ястребов водил над ним ладонями. Теплая волна передавалась от них телу. Не прикасаясь к гостю, хозяин словно ощупывал его. – А теперь сядь, – перешел на «ты» Ястребов, произошло это абсолютно спокойно, без напряжения. Хозяин смотрел прямо в глаза гостю, Антон даже боялся моргнуть, боялся разрушить ниточку, возникшую между ними.

Илья взмахнул ладонью, пронеся ее между собой и Антоном. Отпрянул.

– Жди, – голос звучал уже властно.

О Полуянове хозяин на время забыл. Он разжег огонь в камине и принялся что-то сливать в толстую белую керамическую чашку.

Беззвучно шептал. Огонь занялся, быстро вскарабкался по сухим дровам, и пламя загудело в дымоходе.

– Все время смотри в огонь, – проговорил Ястребов, не оборачиваясь.

Чашку Ястребов грел в руках, а затем несколько капель слил в огонь. Они вспыхнули, как бензин, ярко и весело.

Рука с чашкой оказалась перед лицом Полуянова:

– Выпей до последней капли.

Теплый край коснулся губ Антона. Он судорожно глотнул, ощутив на языке непривычные горечь и жжение.

– До последней капли, – голос впивался в уши, заставляя выполнять приказание.

Когда последняя горькая капля стекла в рот, глаза Полуянова широко открылись и замерли.

Он чувствовал, что не может пошевелить ни пальцем, ни головой, он весь одеревенел, но в то же время продолжал слышать, видеть. Глаза Ястребова сузились. Он, не глядя, отставил чашку на стол и уложил Антона на диван, пальцами, как покойнику, закрыл ему веки.

– А теперь я должен услышать все твои мысли. Не бойся, я их услышу, а ты все забудешь.

Антон даже не знал, говорил он или молчал, но чувствовал, что его понимают и слышат.