— Через два часа мы их протараним, — пообещал Чарли.

Поднялся сильный ветер, а с ним и волны. Когда в шесть часов мы прошли Лизард, небо стало серым, тяжелым, от порывов ветра нас захлестывал проливной дождь.

Из-за серого горизонта одна за другой накатывались волны. Началась обычная работа: крепко держать штурвал, смотреть на нос судна, который поднимался все выше и выше. Я направил «Апельсин-2» наискось, чтобы подрезать волну и избежать лишней качки. Но нас накрыло волной, грохот сотряс все яхту, волна разбилась о палубу, и поток воды с невероятной скоростью ринулся к корме. Поднималась еще одна волна. И еще одна. А после этих еще тысяча. Нам ничего не оставалось, кроме как мужественно переносить это.

К десяти часам ветер сменился на северо-западный, и мы закачались на больших черных бурунах. В паре сотен ярдов впереди, на фоне низкого облака, появился силуэт Бишоп-Рок. С маяка нам махали служители. Где-то за грязным ватным облаком садилось солнце.

Маяк зажегся, когда мы были в миле от него. Я разогрел консервы на плите, которая подпрыгивала, как кенгуру, и сварил суп из пакета. Мы поели так быстро, как только смогли, спрятавшись в кубрике, а мимо нас проносились потоки ревущей воды. Очертания Бишопа остались где-то позади и скоро совсем исчезли. «Апельсин-2» продолжал свой путь в ночи, швыряемый из стороны в сторону, раскачиваясь и кренясь, рассекая носом жесткие черные волны, накатывающиеся на нас с юго-запада Ирландии.

Мы с Чарли менялись каждый час. Больше часа за штурвалом выдержать было невозможно. Но и внизу ничуть не легче. Казалось, что лежишь внутри барабана в мокром спальном мешке.

Светало медленно. Я приготовил кофе, чтобы отметить начало дня, и хорошенько осмотрелся. Никаких яхт вокруг не было видно; не было ничего, кроме подернутого туманом серого моря. Дул северный ветер, освободивший нас от работы, мы неслись к Дарси-Хед. Где-то справа, в пятидесяти милях от нас, просыпалась Западная Ирландия.

Я пожарил яичницу с беконом и поел, потом взял штурвал, чтобы Чарли тоже позавтракал и занялся связью. Он усмехался, вернувшись через десять минут.

— Я поймал пару команд. Сказал, что мы в восьмидесяти милях к юго-востоку от Фастнета. Они удивились, что мы не видим друг друга. Теперь они отдохнут.

— Не рассчитывай на это, — сказал я. — Жарре не видно?

— Не-а, — ответил Чарли.

Мы прошли Дарси-Хед на скорости десять узлов, мимо птичьего базара на Скелиг-Майкл. У Бласкетс мы взяли курс к спокойным водам левого побережья островов Аран. Мы даже немного поснимали камерой. Ветер дул северный, и у глыб Коннемара мы снова поменяли курс. Видимость улучшилась, берег тянулся к северу полосой зеленых гор. Под нами бурлила синяя Атлантика; но эта Атлантика была пуста, не было видно ни одного паруса.

На вторую ночь ветер был легкий и переменчивый, мы постоянно меняли паруса. И начали уже уставать по-настоящему. В полночь я поймал себя на том, что склоняюсь над компасом, пытаясь затуманенным взором различить на нем N и W. Когда в час ночи Чарли сменил меня, я спустился вниз, положил голову на подушку и выключился, как свет. Вскоре я проснулся оттого, что он тряс меня за плечо. Стояла кромешная тьма.

— Ветер с юго-востока, — сообщил он.

Я почувствовал это, надевая ботинки. «Апельсин-2» несся вперед. Туман рассеялся. Я ощущал крайнюю усталость, которую замечаешь за два шага до полного истощения. «Область пониженного давления, 1012, медленно продвигается на северо-восток», — говорилось в метеосводке. Я наконец окончательно проснулся.