Теперь о деле. Вы доезжаете до конечной станции. Во Владивостоке отправитесь на Морской вокзал. В левом крыле здания есть автоматическая камера хранения. Ячейка номер 1477, код 2222. Там получите последние инструкции, если, конечно, доберетесь до края света живой.

А дальше все будет зависеть от ваших незаурядных способностей, изворотливости ума и, разумеется, удачи».

Из письма Вика поняла только то, что они едут во Владивосток. Теперь настало время заняться Умаром. Этот человек, по ассоциациям великой авантюристки, представлял из себя перечницу. Если пользоваться ею с осторожностью, можно получить хороший вкус. Но если переперчить, то пища в рот не полезет. Язык и горло обжечь можно.

Эдуард Чайка предпочитал вообще не выходить из купе. Когда проводник принес письмо, ему показалось, что его раздели догола. Как ни скрывайся, как ни прячься, но тебя видят, о тебе знают и используют.

Он распечатал конверт и достал небольшой листок бумаги. Напечатанный в нем текст гласил: «Примите мои соболезнования в связи с безвременной кончиной вашего сына.

Ваша задача усложняется соответственно возрастающей доле.

Пункт назначения — Владивосток. Постарайтесь добраться туда живым. На Морском вокзале в левом крыле здания есть автоматическая камера хранения. Ячейка номер 1123, код 3333. Там вы найдете карту и последние инструкции. В остальном ваша судьба зависит только от удачи. У вас опасный партнер, помните об этом всегда».

Чайка разорвал письмо и выбросил его в окно. Он долго сидел в раздумьях. Повязанный по рукам и ногам, усталый и уже немолодой человек был лишен инициативы. Чайка знал, что ему придется идти с Викой до самого конца. Далеко ли можно уйти, если знаешь, что за пазухой у тебя, пригревшись, дремлет кобра.

После стоянки в Улан-Удэ, когда экспресс тронулся дальше, команда любителей острых ощущений собралась в одном купе.

Умар выяснил, что конечный пункт прибытия Владивосток. Подумав, он сделал предложение:

— Я понимаю, что ничего приятного сказать вам не смогу. По моим наблюдениям, в поезде едут несколько человек, которые знают о нас больше положенного. Мы не можем позволить им проследить наш путь до конечной точки. Это безрассудно. Мы должны покинуть экспресс в самый неподходящий момент. Ночью, на полном ходу.

— И разбиться вдребезги? — озлобленно спросил Чайка. — Придумай что-нибудь поинтересней.

— Трудно. На каждой станции с нас не спускают глаз. Выйти где-нибудь в Благовещенске — значит вновь искать способы ухода из города. На дальнейших станциях у меня нет своих людей, на которых можно положиться.

— Допустим, — задумчиво сказала Вика, — мы сумеем спрыгнуть с поезда. А что дальше? Как нам добираться до Владивостока? Самолетом? У нас даже паспортов нет. На машине? Слишком малая сеть дорог в этих местах. Их легко перекрыть. Или теперь мы, как Остап Бендер и Корейко, сядем на верблюдов? Нам только и осталось, что прокатиться на верблюде или собачьих упряжках. А ковры-самолеты существуют только в сказках. Как ты рассчитываешь преодолеть две с лишним тысячи километров?

— Мы подойдем ближе. Можно покинуть поезд за Благовещенском. Там, где «железка» приближается к Амуру.

— Амур — пограничная река! — возмутился Чайка.

— По ней ходят сухогрузы. Мы вынуждены потерять время, но выиграть в главном. Избавиться от преследования. Идти по реке вверх, а не вниз. Вплоть до океана. До Николаевска по Амуру. Оставить там следы, смешать всем карты, а потом по Татарскому проливу спуститься вниз к Владивостоку. Однако наш след должен будет вести к Сахалину. Поймите мою идею правильно. Пусть сейчас мы испытаем массу трудностей, но во Владивостоке у вас будут развязаны руки.