Его слова упали в тишину. Старик с трудом переступил с ноги на ногу, и его суставы тихо скрипнули. Маленький ребенок что-то пролепетал на руках у матери. С середины площади вспорхнули несколько голубей.

Ричарди повернулся к толпе спиной, вошел в подъезд и стал подниматься по лестнице.

13

Ступень за ступенью. Кислый запах мочи и экскрементов смешивался с острыми запахами чеснока, лука и пота.

Еще до того как Ричарди узнал о своем втором зрении, он узнал о своем другом проклятии — чувствительности к запахам. Иногда они оглушали его, а иногда отвлекали, сбивали с мысли, как ветер сбрасывал с положенного места непокорную прядь волос, которую он убирал с нахмуренного лба. В темных углах неровных лестниц комиссар скорей ощущал на своей спине, чем видел взгляды незнакомых глаз и чувствовал в них вражду и любопытство. Сзади него были слышны тяжелые шаги Майоне; под его защитой Ричарди чувствовал себя уверенно. Ричарди считал бригадира своей живой записной книжкой: в памяти Майоне отпечатывались образы и слова, замеченные ими во время расследования. Потом комиссару было достаточно перелистать память своего помощника, чтобы вспомнить ощущения, голоса, выражения лиц и обороты речи.

На втором этаже они обнаружили приоткрытую дверь и перед ней — огромную женщину с пучком жирных волос на затылке. Ее лицо раскраснелось, руки были сложены под грудью, пальцы переплетены и сжаты так крепко, что костяшки побелели. Было похоже, что она привыкла к несчастным случаям, но не к таким, как тот, который с ней только что произошел. На этот раз заговорил Майоне.

— Кто вы? — спросил он.

— Петроне Нунция, привратница этого особняка. Это я ее нашла.

Ни гордости, ни смущения, ни страха. Просто констатация факта.

Луч проникавшего снаружи дневного света, словно лезвие, разрезал тьму на лестничной площадке, и Ричарди ясно услышал тот стон, который уже слышал, стоя на улице.

— Кто находится внутри?

— Только моя дочь Антониетта. Она умственно неполноценная.

Последняя фраза была сказана так, как будто объясняла все. Майоне взглянул на Ричарди, тот кивнул в ответ. За их спинами, как обычно, уже собралась маленькая толпа. Шеи были вытянуты, глаза метали взгляды в разные стороны, чтобы увидеть подробности, о которых потом можно будет рассказать, — если понадобится, преувеличив. Лестница была узкой, и это мешало толпе увеличиться.

— Чезарано! — крикнул Майоне. — Я же сказал: никто не должен подниматься наверх.

— Никто и не поднимался, бригадир! — долетел с улицы ответ полицейского Чезарано.

— Это жильцы особняка, — объяснила привратница.

— Здесь нечего смотреть, возвращайтесь по домам.

Никто даже не шевельнулся, а те, кто стоял в первом ряду, отвели глаза в сторону, делая вид, что они тут совершенно ни при чем.

— Хорошо, я понял. Камарда, запиши имена этих синьоров и синьор: так мы будем знать, кого вызвать в управление для беседы.

Бригадир еще не успел договорить эту волшебную фразу, а толпа уже рассосалась. Громко стукнула, захлопываясь, чья-то дверь, и на лестничной площадке снова стояла только привратница Нунция.

Майоне повернулся к Ричарди:

— Комиссар, может быть, я выведу оттуда дочь этой синьоры?

Давняя установленная процедура: при первом осмотре места преступления сначала Ричарди входил в помещение один и мысленно восстанавливал картину событий. Затем входил Майоне, который осматривал это помещение взглядом полицейского и собирал первые данные — поза, в которой обнаружен труп, состояние окон и дверей и так далее.