Конечно, можно было заказать обед в кабинет и помощник исполнил бы приказание шефа, вернее, просьбу, в точности, но Бахрушину хотелось пройтись, размять спину, которая побаливала от однообразного сидения за письменным столом.
Он не спеша выбрался из-за стола, несколько раз присел в центре кабинета, похрустывая суставами, затем затянул потуже галстук, накинул пиджак, одернул полы и взглянул на себя в зеркало.
Выражение собственного лица Леониду Васильевичу не понравилось.
– Ну и вид у тебя, Бахрушин! – сказал сам себе Леонид Васильевич и попытался улыбнуться.
Из зеркала на полковника глядело не очень приятное отражение.
– Фу ты! – буркнул Бахрушин.
И от этой простой фразы на лице появилась улыбка, не вымученная, а естественная.
Он покинул кабинет, сказав помощнику, что идет обедать.
Что именно находится в пакете, переданном генералом ГРУ, он не знал, но обходился с ним чрезвычайно бережно. Спал плохо. Каждую ночь ему мерещилось, что кто-то пытается влезть в квартиру через балкон. Стоило хлопнуть двери в подъезде, как Кореец садился на кровати и вслушивался в гудение лифта – на каком этаже остановится ночной визитер, уж не к нему ли он направляется? И каждая ночь полнилась странными звуками, к которым воспаленное страхом воображение дорисовывало страшные картины.
«Какого черта Учитель медлит? – думал Кореец. – Отдать бешеные деньги за товар и не забирать его…»
Звонок прозвучал ночью, будто специально для того, чтобы испытать нервы Корейца.
– Алло… – он прижал трубку к уху и перевел дыхание, чтобы голос звучал более-менее естественно.
– Заждался?
– Мы же договаривались."
– Знаю, договор дороже денег.
– Дороже денег бывают только большие деньги, – натужно хохотнул Кореец.
– Товар у тебя далеко?
Кореец, держа трубку, подошел к окну, чуть отодвинул штору. Во дворе все еще стояла машина, появившаяся здесь сразу после того как он получил от Пивоварова пакет и передал ему деньги.
Тонированные стекла, не разберешь – есть за ними кто или нет.
– Чего замолчал? – вывел его из оцепенения голос – вкрадчивый и в то же время требовательный.
– У меня.
– Молодец, что не обманываешь. Встретимся.
– Где и когда?
– Прошлый вариант остается в силе. Прямо сейчас.
– Мое при мне. А твое?
– Не заржавеет.
Трубка отозвалась короткими гудками. Кореец почувствовал как знобит его мокрую спину.
Он вышел из дому за час до назначенного времени, покосился на машину с тонированными стеклами, поставленную лобовым стеклом к стене.
Кореец выехал в арку, сверток лежал рядом на сиденье. Он нервно посматривал в зеркальце, пытаясь отгадать, которая из машин, следит за ним, затем, не доехав ста метров до перекрестка, резко развернулся и поехал в обратную сторону.
Во дворе машины с тонированными стеклами уже не было, лишь серел прямоугольник сухого асфальта на том месте, где она стояла. Не притормаживая, Кореец выехал на улицу, его узкие глаза сделались еще уже. Он вел машину одной рукой, другой взял пакет и торопясь, зубами разорвал его. Теперь на сиденье лежали несколько машинописных страниц, пожелтевших, сделанных на печатной машинке два компакт-диска, запаянные в пластик, и черный футлярчик, похожий на те, в которых хранят драгоценности. Короткоостриженным ногтем он подцепил металлический крючок и открыл крышку. Внутри футлярчика, обернутые в вату лежали две десятикубиковые ампулы с желтоватой прозрачной жидкостью. Кореец усмехнулся:
«Хрупкий товар».
Он остановил машину на обочине. |