– А если бы не получилось? – с придыханием поинтересовался спецназовец.

– Я бы эту доску ему на голове разломал.

Лейтенант так и не понял, шутит ли Рублев или говорит серьезно, такая уж у него была манера изъясняться, которая не раз ставила в тупик и врагов, и друзей. Скажет – толком не поймешь, а как сделает, все ахнут.

Во время перекура к площадке подъехал джип. Двое японцев сели в него и укатили. Причем, уехали один низкорослый в очках, из тех двоих, которых Комбат про себя окрестил «технарями», и высокий, сильный, с виду самый молодой из всех.

– С кем это они поехали?

– С полковником Рапопортом.

– А чем он у вас занимается? – Комбат впервые слышал эту фамилию.

– Химик.

Времени на осмысление происшедшего у Комбата не было. К нему подошел чиновник из Совета безопасности и принялся давать наставления:

– Вы, майор, с ними поосторожнее.

– А что, он обиделся из-за сломанной доски?

– Нет.

– Так в чем дело?

– Все равно поосторожнее.

Рублев наскоро докурил сигарету и скомандовал:

– Закончить перекур!

Он не любил показательных выступлений, когда свои бьют своих на потеху другим. Иное дело – тренировка, там хоть польза есть. А здесь чуть не подрассчитал – и можешь отправить товарища в госпиталь, не спасет и подготовка.

Особенно глупо смотрятся такие схватки, когда наблюдаешь за ними, расположившись совсем рядом. Тогда и видно, как кулак не доходит до цели на несколько сантиметров, как удар еще не нанесен до конца, а противник уже падает на землю, переломившись пополам. Здесь все роли распределены заранее, известны победители и побежденные.

На площадку вышло сразу три пары и воздух огласился криками.

«Кричат-то для того, чтобы заглушить тишину и пустоту фальшивых ударов».

Бойцы перекатывались, ныряли друг под друга, наносили удары руками, ногами, головой и делали это виртуозно.

"Портят ребят, – думал Комбат. – Человек, привыкший драться вхолостую, никогда не нанесет нормального удара, когда это потребуется.

Картинка красивая, а пользы никакой, цирк да и только".

Зато чиновник Совета безопасности пребывал в восторге.

– Вот это ребята! Класс!

Японцы относились к увиденному сдержано.

Они-то понимали, что им подсунули форменное безобразие. Вновь на их лицах появлялось скучающее выражение, и внимание со сражающихся переключалось на Комбата. Он выглядел внушительно, и независимой манерой поведения совсем не напоминал других офицеров, служащих на полигоне – сидел за столом и курил, забросив ногу за ногу.

Японец, предложивший разбить доску, продолжал улыбаться.

«Что же этот хрен задумал?» – никак не мог решить Комбат.

Но он понимал, очередная гадость не за горами. И вот, когда ребята из спецназа показали уже больше половины своей программы, вновь прозвучал неприятно высокий голос, слишком высокий для человека такой комплекции. Акцент Комбата раздражал еще больше, чем новенькая камуфляжная форма:

– А можно мне попробовать?

Чиновник из Совета безопасности хотел было возразить, мол, это не предусмотрено программой и он лично несет ответственность за безопасность японцев. Но гость остановил его взмахом руки.

– Я хотел бы испытать на себе.

И не успели его задержать, как высокий японец вышел на площадку, выложенную аккуратными брикетами ярко-зеленого дерна, словно бы покрашенного масляной краской и не успевшей еще просохнуть. Бойцы прекратили показательные выступления и вопросительно посмотрели на командира.