Другой мужчина вышел из низкой машины. Он был как минимум на двадцать лет старше Такера, примерно как Пит Харрис, тем не менее, он был стройным и утончённым, как Ширилло, совсем не такой, как грубый Харрис. На нём были очки с толстой оправой и толстыми линзами, волосы он зачёсывал назад, и выглядел, если смотреть выше шеи, как школьный учитель, какими они выглядели на стыке веков. От шеи и ниже он выглядел не иначе как хиппи, в расклешённых голубых джинсах и помятой голубой рабочей рубашке, которая была поверх брюк. Он посмотрел на Такера, немного улыбнулся, направился обратно в «корветт», чтобы взять своё снаряжение, которое было упаковано в наплечный кожаный ранец и небольшой металлический «дипломат».

Ширилло представил их друг другу — Кен Уиллис, фотограф — и они пожали руки. Рукопожатие Уиллиса было безразличным, как будто он думал, что формальности такого рода были пустой тратой времени. Замолчав, Такер посмотрел на его нетерпеливость, необходимость продолжать движение, качество, которое Уиллису было присуще так же, как и Такеру.

— Ты знаешь, что нам нужно? — спросил он Уиллиса.

— Джимми мне рассказал по большей части.

Ширилло Такер сказал: «Ты в нём уверен?»

— Конечно. Он мой дядя, по материнской линии, от брака.

— Только одна вещь, — объяснил Уиллис. — Даже если я соберусь что-то сболтнуть про тебя, я не буду знать, что за чертовщина здесь творится. Я обычно занимаюсь свадьбами и в качестве фрилансера делаю обнажённые фотографии для мужских журналов.

— Это хорошо, — сказал Такер. — До вертолёта пятнадцать минут пешком. Джимми, ты останешься здесь с машиной до тех пор, пока мы не вернёмся. Ты можешь сделать вид, что ты стал засыпать за рулём и съехал с дороги, чтобы вздремнуть — на случай, если остановятся копы и захотят узнать, не занимаешься ли ты праздношатанием. Мы вернёмся до темноты, я надеюсь.

Ширилло вернулся в машину.

Такер поднял «дипломат» Уиллиса из тяжёлого металла и сказал: «Через дорогу. Мы подождём, пока проедут все машины, перед тем, как сделаем это. Нам не нужно раздувать ничью любознательность».

Большое красное летнее солнце уже коснулось вершины горы, на которой покоился особняк Баглио, ласкало пологую линию хребта яркими пальцами и медленно начало заходить. Полная темнота спустилась больше часа назад, настоящий закат загораживал горный склон, но они всё равно собирались добраться и завершить всё, для чего они сюда пришли.

Нортон забрал их с крыши большого белого дома, на дюжину ярдов выше телевизионной антенны, торчавшей справа, когда они добрались до конца газона и обошли его вокруг обратно и на обратном пути наткнулись на дом незадолго до этого.

— Можешь сделать вот так? — крикнул Нортон.

Уиллис энергично покачал головой. «Мне совершенно не нужно ни стукаться об дверь, ни разбивать очки». Он потянулся вперёд и начал стучать пальцами по ветровому стеклу. Они издавали глухой звук: тук, тук, тук.

— Я могу поставить его немного на дыбы, — сказал Нортон.

— И убери его с солнца, — сказал Уиллис, — Чтобы оно не слепило через стекло.

Такер сидел на месте прямо за Нортоном, наблюдал с близкого расстояния за особняком, ждал первого знака от телохранителей Баглио. Ему было интересно, что они подумают, когда выбегут сломя голову и обнаружат полицейский вертолёт, потревоживший их покой.

Нортон наклонил нос вертолёта под углом тридцать пять градусов, достаточно, чтобы они соскользнули вперёд на своих сиденьях, тестируя ремни, которые их ограничивали.