— Он еще обжег себя, зажигая свечи под абажуром, — сказал я. — В своем саду, прошлой ночью.

Баркер поглядел на меня нахмурившись. Мелчен выглядел просто сбитым с толку.

— Да, правильно! — закричал де Мариньи.

Потом он спросил меня:

— А откуда вам это известно?

Я не ответил. Он же не знал, кто я, и я не видел причин говорить ему об этом сейчас.

— Мы отрежем несколько волосков у вас на руках, с головы и из бороды, — сказал Баркер подозреваемому. — Какие-то возражения?

— Нет, — пожал плечами Мариньи. — Мне снять рубашку?

— Да, — сказал Баркер. — Кстати о рубашках... Мы хотим, чтобы вы показали нам одежду, в которой вы были прошлой ночью.

— Да я понятия не имею, во что я был одет.

— Вот как? — усмехнулся Мелчен.

— Да! У меня целый гардероб одежды, белые и кремовые, шелковые и льняные рубашки. Я помню, на мне была куртка... и брюки... но какая рубашка? Нет, не помню. Но, черт возьми, джентльмены, можно поехать ко мне домой и посмотреть грязное белье.

— Пожалуй, мы поймаем вас на слове, — гадким голосом сказал Мелчен.

Баркер поднялся и подошел ко мне. Он скорчил недовольную гримасу.

— Это все, Геллер.

— Всегда рад помочь вам, — сказал я и вышел за дверь.

— Я хотел найти Марджори Бристол, чтобы попрощаться с ней, но ее нигде не было. Поэтому я подошел к Линдопу, который стоял в коридоре среди все увеличивающейся, постоянно двигающейся толпы. Интересный способ вести расследование.

— Мне можно идти, полковник? Если я понаблюдаю за этими ископаемыми полицейскими еще минуту, у меня начнется мигрень.

Он слабо улыбнулся.

— До того как вы покинете Нассау, вам нужно будет дать показания под присягой Генеральному прокурору.

— Понятно, но я имею в виду, сейчас.

Он дотронулся до края своего массивного шлема, прощаясь.

— По мне, так вы свободны, мистер Геллер. Но, честно говоря, кажется, я здесь больше не главный...

Он был прав, но я отыскал тех багамских полицейских, которые привезли меня сюда, и сказал им, что они должны доставить меня обратно, в отель.

Так они и сделали.

Черт, может, я был главным?!

Сама Айна Мэй, роскошная блондинка в облегающем красном платье отчаянно размахивала дирижерской палочкой под красно-белым балдахином на сцене. В ее оркестре действительно были «только девушки», хотя в те дни и во многих «мужских» ансамблях играли женщины, особенно на струнных.

Я посмотрел вокруг и подумал, не будут ли выступление мисс Хаттон и главный номер сегодняшней программы чересчур горячими для этой в основном престарелой публики. Дело в том, что аудиторию в этот прекрасный майамский вечер составляли в большинстве своем пожилые мужчины, хотя я заметил и нескольких моряков в увольнении, пришедших сюда со своими девушками. То тут, то там их рискованные па отвлекали внимание публики от красоток «Мелодиерз».

Может, в Майами была нехватка молодых мужчин, а может, все дело в деньгах, только в патио было полно пятидесятилетних мужчин с молодыми женщинами. Одна пара, сидящая у самой сцены, особенно привлекла мое внимание. Невысокой хорошенькой рыжеволосой девушке в зеленом платье было не больше двадцати семи на вид.

Ее пожилой поклонник был вдвое старше. Маленький мужчина, ростом не больше своей спутницы, с морщинистым лицом, слабым подбородком и загорелой кожей.

Типичный бизнесмен, он не привлек бы моего внимания, если бы не его дама, а также двое шкафов-телохранителей, сидящих рядом.