Я не удивлюсь, если в конце концов выяснится, что в деле был трофей Отечественной войны.
— Парабеллум? — спросил я.
— Вальтер.
— Ребятишки копаются в своих компьютерах, ищут файлы похожих случаев. Их уже много, похожих случаев, вы знаете?
— Это называется прецеденты, — сказал Моисеев. — Они такие молодцы, эти ваши ребятишки. Пусть заодно поищут и следы моего вальтера.
— Не убежден, что это возможно. Вряд ли во время войны вели идентификацию оружия по всем параметрам.
— Там есть нюанс, — заметил Моисеев многозначительно. — Похоже, этот пистолет очень долго пролежал на складе, в бережном хранении.
— Следы смазки на поверхности пули? — спросил я ехидно.
— Когда вы его найдете, поставите мне бутылку коньяка в компенсацию за вашу недоверчивость, — сказал Моисеев. — Впрочем, компьютер вам этого не определит.
— Я знаю одно, — сказал я. — Это не тот наган, которым убили Кручера, и тем более не тот маузер, из которого замочили Клементьева с его телохранителями. Нет никаких оснований сваливать все в одну кучу.
— А кто сваливает? — поинтересовался Моисеев.
— Меркулов, — ответил я. — Он убежден, что тут действует одна команда.
Семен Семенович, как всегда, наморщил лоб и сдержанно вздохнул.
— Вот как. А я полагал, что это моя догадка.
— Как бы не так, — усмехнулся я. — Я сам размышлял в этом направлении, но когда получил аналогичное указание от руководящего лица, то сразу стал противником этой версии. Это инстинкт, знаете ли.
— Не знаю, что вас тут смущает, Саша, — сказал Моисеев, — ведь выстраивается очень стройная картина. Вы обратили внимание на то, кого убивают этим залежавшимся оружием?
— Даже если бы я этого не сделал, мне бы подсказали, — заметил я.
— Я вижу, вы чем-то недовольны?
— Мог ли я когда-нибудь предположить, что работа под началом Кости Меркулова станет для меня каторгой? — вздохнул я.
— Вы преувеличиваете, — пробормотал Моисеев.
— Отнюдь. Я сам уже слышал от него речи о вырождении правоохранительных органов. Он вынашивает вздорную идею о следующем поколении, понимаете? Придут юнцы вроде Сережи Семенихина и сбросят нас с корабля законности.
Моисеев ехидно рассмеялся. Тут я вспомнил, что и сам только что говорил нечто подобное, и потому этот смех меня не удивил. В тот же момент в комнату вплыл вышеупомянутый Сережа Семенихин собственной персоной, и это было похоже на мистику. Сережа осмотрел нас, как мебель на выставке, сделал несколько жевательных движений и произнес надменно:
— Мы нашли вашу «пушку», Александр Борисович.
— Не понял, — сказал я. — Она что, валялась в коридоре прокуратуры?
— Мы нашли ее происхождение, — отозвался Сережа снисходительнее. — Лара влезла в файл КГБ. Эти пистолеты находились на спецхранении на складах КГБ.
Я вскочил. Семен Семенович победно глянул на меня.
— Вот так-таки взяла и влезла в секретную информацию? — спросил я недоверчиво.
— Нет проблем, — сказал Сережа, продолжая сосредоточенно жевать резинку.
— Семен Семеныч, — сказал я, выходя, — я не прощаюсь!
Лара Колесникова была девушкой, приближенной к идеалу. Высокая, стройная, с пышной прической и большими глазами, она имела все шансы окрутить меня, если бы только захотела. |