|
Мне позарез нужен кофеин. Через пять минут я окажусь в окружении полицейских, агентов ФБР, судебно-медицинских экспертов, начальника отдела по расследованию убийств во время разбойного нападения и, вероятно, самого шефа полиции Нового Орлеана. Я, собственно, привыкла к такому вниманию, но вот семь дней назад – как раз тогда, когда этот урод нанес последний по счету удар, – у меня возникли проблемы на месте преступления. Ничего особенного. Заурядное острое тревожное состояние с реакцией паники, как заявил медицинский эксперт, приводивший меня в чувство. Но приступы паники отнюдь не вселяют уверенность в суровых мужчин и женщин, работающих над раскрытием серийных убийств. Последнее, что им в этом случае нужно, – эксперт-консультант, которая не в состоянии держать себя в руках.
А тут еще о проявленной мною маленькой слабости поползли слухи. Об этом мне рассказал Шон. Никто не хотел в это верить. С чего бы это женщина, которую некоторые детективы из отдела по расследованию убийств называют Снежной королевой, вдруг расклеилась на месте не слишком омерзительного убийства? Мне бы самой хотелось это знать. У меня, конечно, есть на этот счет одна теория, но анализировать собственное психическое состояние – занятие крайне неблагодарное. Что касается прозвища, то никакая я не Снежная королева, но в мире охраны правопорядка, в котором доминируют агрессивные мачо, ради собственной безопасности мне не остается ничего иного, кроме как играть эту роль. Во всяком случае, до сих пор только благодаря ей мне удавалось уберечься от мужских домогательств и спасти себя от собственных неконтролируемых порывов. Хотя Шон являет собой живой пример несостоятельности подобной стратегии. «Итак, это уже четвертая жертва», – напоминаю я себе, возвращаясь мыслями к расследованию. Четверо мужчин в возрасте от сорока двух до шестидесяти девяти лет, и все они убиты в течение нескольких последних недель. Если быть совсем уж точной, то на протяжении тридцати дней. Частота совершения убийств совершенно беспрецедентная, и если бы жертвами их стали женщины, то город уже охватила бы паника. Но поскольку убивают лишь мужчин средних лет или вообще пожилых, то Новым Орлеаном овладело какое-то болезненное любопытство. Все жертвы получили огнестрельные ранения в область позвоночника, на теле каждой остались следы человеческих укусов, и всех их добивали контрольным выстрелом в голову. От жертвы к жертве укусы становились все более изуверскими. Но они же, кстати говоря, и дали самые веские улики, способные изобличить будущего подозреваемого, – образцы митохондриальной ДНК из слюны убийцы. Как раз эти укусы и стали причиной того, что к расследованию привлекли меня. Я судебный одонтолог, эксперт в области человеческих зубов и вреда, который они могут нанести. Я приобрела эти знания после четырех лет нудной учебы в зубоврачебной школе и пяти лет захватывающей практики. Если меня спрашивают, чем я зарабатываю на жизнь, я отвечаю, что я – дантист, что, в общем-то, недалеко от истины. Обычно этого бывает достаточно, чтобы утолить праздное любопытство. Словечко «одонтолог» никому и ни о чем не говорит, но в Америке, уже посмотревшей мыльный сериал «CSI, расследование убийств», прилагательное «судебно-медицинский» вызывает ненужные вопросы, отвечать на которые в продовольственном магазине у меня желания нет. Итак, если большинство моих знакомых знают меня как дантиста, который слишком занят, чтобы принимать новых пациентов, то в некоторых правительственных агентствах, включая ФБР и Комиссию по расследованию военных преступлений при ООН, я считаюсь одним из ведущих судебных одонтологов в мире. Что очень и очень кстати. Известность в разумных пределах еще никому не приносила вреда. Сегодня вечером оперативной группе требуется моя экспертная оценка следов укусов, а вот Шону Ригану требуется нечто большее. Когда он два года назад обратился ко мне за помощью в расследовании одного убийства, то вскоре узнал, что я обладаю обширными знаниями не только в том, что касается зубов. |
