— Вы появились, мой мальчик! — взволнованно проговорил маршал. — Значит, мы можем отправляться в путь. В Париже мы, видимо, ничего не найдем. Мне доложили, что какой-то загадочный экипаж был замечен на дороге, ведущей в Гиень… Это, несомненно, они… Ведь Данвиль — губернатор Гиени. Мы догоним карету и нападем на сопровождающий отряд.

— Сударь, — промолвил Жан, — прошу вас, подождите до вечера. А пока, умоляю, следуйте за мной.

— Шевалье, вам что-то известно!

— Прошу, монсеньор, надо спешить…

— Еще полчаса, и вы бы уже не застали меня в Париже…

— Вы бы уехали без меня?

— Конечно, шевалье. Я хотел догнать ту карету… Пардальян, вам уже что-то известно?

— Ах, сударь, не будем медлить!

— Ладно… Хотя мы теряем драгоценные часы!

И вскоре они шагали по переулку Могильщиков, где никто не обратил на них внимания. Они постучали, Рамус впустил их в дом и проводил в роскошно обставленную столовую.

Шевалье сказал старцу с трогательной прямотой:

— Сударь, вы ведь извините нас и позволите переговорить наедине?

— Чувствуйте себя, как дома! — поклонился Рамус и скрылся в комнате, которую отделял от столовой коридор.

— Куда мы попали? — поинтересовался маршал, изумленно озираясь.

— Заклинаю вас, монсеньор, потерпите еще немного!

Шевалье кинулся на чердак, где его с нетерпением поджидал отец.

— Дамы не находят себе места. Они беспокоятся за тебя! — вскричал ветеран.

Вымотанный шевалье плюхнулся на кучу соломы:

— Батюшка, будьте добры, передайте мадам де Пьенн и мадемуазель де Монморанси, что маршал здесь!

— Черт побери, шевалье! Ты привел его! — прошептал старый рубака и сжал рукой плечо сына. — Тебе плохо? Как ты до него добрался? — сочувственно осведомился Пардальян-старший.

— Не волнуйтесь, батюшка, — заверил его Жан, в голосе которого слышалось равнодушие человека, смирившегося с мыслью о скорой смерти. — Все вышло отлично. Я всего лишь привел герцога де Монморанси к его дочери… Только это — и ничего более!

«Ну что ж! Желаешь молчать — молчи! — решил про себя ветеран. — Оставайся один на один со своими страданиями. Позже я сумею разделить твои муки и поддержать тебя!..»

И старик поспешил вниз, к Жанне и Лоизе… А юноша забился в самый дальний, самый темный угол. Когда мать и дочь пробирались через чердак в соседнее здание, они даже не заметили молодого шевалье…

Невыразимая тревога терзала Франсуа. Сердце его неистово колотилось; он прижал руку к груди, словно стараясь умерить это бешеное биение.

На свете нет ни абсолютно хороших, ни абсолютно плохих людей. И мы должны признаться, что в эту минуту маршал усомнился в шевалье де Пардальяне.

Франсуа показалось, что его завлекли в ловушку. Конечно, маршал вполне доверял Пардальяну, но он жил в кровавую эпоху, когда самый преданный друг мог превратиться в смертельного врага. Герцог де Монморанси привык к изменам. Полная тишина царила в доме… Медленно текли минуты…

Маршал чувствовал себя все более неуверенно. На всякий случай он положил руку на эфес шпаги.

— Кто знает, что сейчас случится?.. Лучше быть начеку, — прошептал Франсуа и устремил застывший взгляд на дверь, за которой исчез Пардальян. Но вот эта дверь медленно открылась, и в комнату шагнула Жанна де Пьенн. Она, как всегда, была в глубоком трауре, и черные одежды лишь оттеняли ее скорбную красоту, трагическую бледность лица, бездонную глубину огромных глаз.