― Все равно, Франческо, ― настаивал поэт, ― что это может изменить? Мессер Гвидо де Баттифолле ― человек, который умеет успокоить совесть верных ему людей.

― Моя верность не предполагает предательства или несправедливости, ― ответил юноша с яростью.

Данте был смущен, он почти открыл рот от удивления. Он остолбенел под дождем, изумление было написано на его лице. Поэт не мог сказать ни слова. Все было так запутанно, так абсурдно непостоянно! Само безрассудство поселилось во Флоренции, пропитало ее жителей. В результате все смешалось: почтенные и мирные горожане за несколько часов сошли с ума и превратились в кровожадных зверей; кроткие кающиеся в действительности оказались не кем иным, как кровавыми убийцами; наместник, чтобы умиротворить мятежный город, сплел заговор, в результате которого во имя общего блага были истреблены невинные. В этом безумном городе ничто не было тем, чем казалось или хотело казаться. Никто не думал вести себя предсказуемо. И в этом абсурдном действии теперь принимал участие даже воспитанник графа де Баттифолле, открыто выступивший против своего хозяина, чтобы помочь поэту. Эта поддержка свалилась на голову Данте неожиданно, подобно дождю, который промочил его до костей. И как своевременно это случилось! Помощь пришла именно тогда, когда поэт был брошен на произвол судьбы. Данте подумал с возрождающейся верой в лучшее, что он не хотел бы иметь другой родины, кроме Флоренции. Франческо стряхнул воду с лица, провел рукой по волосам и посмотрел на небо, словно до сих пор не был уверен в том, что оно находится над его головой.

― Вы можете продолжать мокнуть здесь или принять мою помощь, ― неожиданно сказал он, взяв ситуацию в свои руки.

― Помощь даже в том, чтобы покинуть Флоренцию? ― спросил Данте.

― Да, если это то, чего вы хотите… ― ответил Франческо.

Не ожидая ответа, молодой человек позвал поэта за собой, словно вливая силу в его дрожащие мышцы. Не обращая внимания на усталость, Данте последовал за ним. Идти пришлось недолго, всего пару улочек на север. В маленькой галерее можно было рассмотреть в сумраке силуэты двух человек и трех лошадей. Когда Данте с юношей подошли, люди, дородные и закутанные в плащи, вроде того, что был на Франческо, отступили с лошадями назад и освободили место для спутников. Несмотря на то что они были так укутаны, поэт с удивлением узнал одного из них. Это был Микелоццо, этот крупный грубоватый человек, который был в группе, привезшей поэта во Флоренцию. Данте почувствовал странную радость, словно встретился со старым знакомым. Поэту показалось, что этот человек мимолетно улыбнулся ему ― это можно было принять за приветствие и за знак симпатии. Стало быть, простак Микелоццо не был злопамятен, несмотря на то что Франческо убил его друга и земляка. Он, видимо, понимал смысл решений, которые иногда должен принимать человек: бороться до победы или умереть достойно в той игре, в которой всегда прав победитель. Данте чувствовал смущение, потому что сам не всегда был способен понять Франческо де Каферерелли, который, кроме всего прочего, следил за его безопасностью и был верен себе, спасая поэта.

― Подождите меня здесь, ― сказал Франческо, как только они оба вошли под крышу.

Он направился к своим людям, и Данте был свидетелем их разговора. Это был почти монолог, хотя слов поэт не слышал, и главную партию исполнял Франческо. Без сомнения, подумал поэт, он давал указания или приказания другим. Потом молодой человек стал что-то искать в мешках, привязанных к седлам коней; вытащив темную ткань, с ней в руках он направился снова к поэту.

― Будет лучше, если вы избавитесь от этой одежды, ― сказал он, передавая Данте то, что в итоге оказалось однотонным плащом, вроде тех, что носили он и его люди.

Плащ, плотный и теплый, из хорошей ткани, а главное сухой! Данте тут же надел его; но телу разлилось ощущение тепла и уюта.