Они с Кристиной боялись говорить об этом даже между собой, но в последнее время у Оливера было всего лишь несколько приступов кашля, и не таких продолжительных, как раньше.

У Юлианы были сомнения: заметил ли Стивен изменения в здоровье сына? Возможно, что нет. Хотя он часто навещал Оливера, он старался избегать разговоров о здоровье мальчика. Как рассказывала Кристина, от навещавших сына врачей и целителей он слышал только безнадежные прогнозы.

Невозможность поговорить об этом с мужем злила Юлиану. Она чувствовала неловкость из-за того, что приходилось прибегать к обману. Она считала, что пришло время признаться, что она вмешалась в процесс лечения Оливера.

– Мой господин, – начала Юлиана, – ваш сын...

Стивен не взглянул на нее, но спина его напряглась.

– Мы договорились не касаться больше этой темы.

– У мальчика есть имя. Его зовут Оливер, или ты забыл?

Наконец Стивен поднял на Юлиану глаза, взгляд их был безжизненным.

– Я не забыл. Черт бы тебя побрал, Юлиана.

Она отважно смотрела в лицо, стараясь вести себя смелее, чем была на самом деле.

– Стивен, мне кажется, ты зол сам на себя. Как жаль, Стивен. Позволь себе любить его.

– Для чего?

И тут она все поняла. Стивен боялся, боялся потерять Оливера. Конечно, для него было ужасной трагедией потерять жену и первого сына, и теперь он готов был сделать все возможное и невозможное, чтобы уберечь Оливера.

Но Юлиана не должна позволять себе жалеть мальчика, не должна поступать, как Стивен. Оливер не должен страдать из-за того, что его отец пребывает в постоянном страхе за его жизнь.

– Стивен, ты помнишь ярмарку лошадей в Чиппенхэме в прошлый вторник?

Он нахмурился, поставленный в тупик тем, что Юлиана неожиданно сменила тему разговора.

– Конечно, помню.

– А чалого мерина, которого купил Ласло?

– Полумертвую клячу, которая еле держалась на ногах?

– Да, для тебя она была именно такой. Пошли, – она взяла его за руку и повела из деревни, время от времени останавливаясь, чтобы поздороваться с прохожими. Атмосфера радостного труда царила среди новых строений. Прядильня получила большой заказ из Фландерса, и в эти дни ткацкие станки работали непрерывно.

Стивен и Юлиана спустились на луг к реке, где расположились цыгане. День был теплым и ясным, листья на деревьях начинали желтеть, ярко выделяясь на фоне голубого неба.

Великолепный день, подумала она. Прекрасный день для любви. Придя в табор, Юлиана провела Стивена туда, где паслись лошади.

– Вот ваша полумертвая лошадь, мой господин.

Стивен во все глаза смотрел на мерина, и Юлиана наблюдала, как менялось его лицо: вопрос, недоверие и, наконец, откровенное удивление.

Он погладил блестящую шею чалого мерина.

– Боже, как ему это удалось?

– Цыгане умеют лечить больных лошадей, когда другие считают их безнадежными. Фермер, который продал мерина, считал, что его уже нужно вести на живодерню.

– И все же Ласло вылечил его?

– Да. Возможно, мерину уже не быть таким быстрым, как твоя Каприя. Но это еще вполне приличная лошадь. – Юлиана сжала руку Стивена. – Неужели ты не понимаешь? То, что один человек считает безнадежным, отвергая всякую возможность исцеления, другой берется лечить и побеждает болезнь.

Стивен вырвал руку.

– Это совсем разные вещи. Моего сына нельзя сравнить с этой чертовой лошадью.

– Совершенно верно, – ответила она, стараясь не обращать внимания на его холодный тон. – Он маленький мальчик. Ты дал ему все, в чем он нуждается, за исключением одного: того, что ему действительно необходимо, – твоей любви.