Профессор Виктор Осипов вошел к больному и его исследовал: «Цвет лица хороший, пульс хорошего наполнения, 86 в минуту, деятельность сердца правильная; язык Владимир Ильич не показал; был спокоен, живот слегка вздут». Профессор Фёрстер «не приметил ничего нового».

Владимир Рукавишников: «Сознание Владимира Ильича угасало. Пульс был част. Владимир Ильич тяжело дышал и был без сознания. Но мысли о конце не было ни у Фёрстера, ни у Осипова. Пульс хороший, и даже частота его уменьшилась.

Без двадцати пяти шесть я обратил внимание, что вдруг температура у Владимира Ильича поднялась. Поставил термометр. Сразу был ошеломлен. Что я, ошибся — температура страшно низкая? Конца ртути не было видно, но нет — блестящая ниточка ртути заполняла термометр и оканчивалась у самого верха — 42,3. Профессура сразу не поверила, решили, что это ошибка. Но нет, это не было ошибкой».

Профессор Виктор Осипов: «В шесть вечера он потерял сознание, начались судороги, резкое учащение дыхания и сердцебиения и настораживающий симптом — нарушение дыхательного ритма (тип чейн-стокса), что свидетельствует о приближении конца. Термометр показал — 42,3! Выше ртуть не поднимается».

Надежда Константиновна: «Владимир Александрович и Петр Петрович держали его почти на весу на руках. Временами он глухо стонал, судорога пробегала по телу. Я держала его сначала за горячую мокрую руку, потом только смотрела, как кровью окрасился платок, как печать смерти ложилась на мертвенно побледневшее лицо. Профессор Фёрстер и доктор Елистратов впрыскивали камфару, старались поддержать искусственное дыхание. Ничего не вышло. Спасти нельзя было».

Его жизнь окончилась после мучительной агонии. Предсмертные мучения были ужасны. В какой-то момент казалось, что припадок кончается. Но тут прилив крови, глубокий вздох и… конец. Отмучился, как сказали бы прежде.

В 6 часов 50 минут утра профессор Отфрид Фёрстер, профессор Виктор Петрович Осипов и доктор Павел Иванович Елистратов, консультант Лечебно-санитарного управления Кремля, констатировали смерть.

Мария Ильинична Ульянова побежала к телефону. Звонили из Москвы. Она только и произнесла:

— Ленина больше нет.

Попросила одного из чекистов:

— Придется Владимира Ильича обмыть.

Надежда Константиновна писала дочери Инессы Арманд: «Милая, родная моя Иночка, схоронили мы Владимира Ильича. Еще в воскресенье мы с ним занимались, читала я ему о партконференции и о съезде Советов. Доктора совсем не ожидали смерти и еще не верили, когда началась уже агония. Говорят, он был в бессознательном состоянии, но теперь я твердо знаю, что доктора ничего не понимают».

Старой знакомой Крупская призналась, что смерть Владимира Ильича не была неожиданной. В те месяцы с мыслью о приближающейся смерти самого близкого человека она ложилась и вставала, и у нее постоянно было чувство, словно она ходит над обрывом.

ПУЛЯ ОКАЗАЛАСЬ СМЕРТЕЛЬНОЙ

Вскрытие тела Ленина 22 января 1924 года происходило в Горках. Тело Владимира Ильича положили на составленные рядом два стола, покрытые клеенкой.

Нарком здравоохранения Николай Семашко принес и поставил на подоконник стеклянную банку с крышкой. Внутри в растворе находился извлеченный из черепа мозг усопшего. Петр Пакалн велел одному из подчиненных бдительно его охранять.

Вскрытие не выявило поражений мозга, характерных для заболевания сифилисом. Врачи ошибались! Лечившие Ленина профессора подписали заключение: «Ввиду циркулировавших слухов в России и за границей о специфическом характере заболевания покойного В. И. Ульянова (Ленина) врачи, пользовавшие покойного, заявляют, что никаких указаний на сифилис нет ни в его анамнезе, ни в результатах исследования крови и черепно-мозговой жидкости, ни в данных произведенного вскрытия тела».