По предложению Ленина Таратуту избрали кандидатом в члены ЦК. После революции его сделали председателем правления Русского для внешней торговли банка.
Вторая сестра, Екатерина Павловна Шмит, не хотела отдавать большевикам все деньги, потому что у нее были обязательства перед рабочими сгоревшей мебельной фабрики. Но большевики все-таки выбили из нее сначала треть ее доли наследства, а потом и остальное. Деньги чем дальше, тем более становились важным инструментом для партии.
Леонид Красин пытался наладить производство фальшивых банкнот. Даже раздобыл подходящую бумагу, но дальше дело не пошло. Ленин благословил не только Камо, но и других отчаянных парней на создание боевых дружин и «боевые выступления для захвата денежных средств». Ленин и произнес знаменитую фразу «грабь награбленное!» О чем, став главой правительства, сожалел. Не о том, что по его поручению совершались ограбления, а о том, что он высказался так откровенно.
После Октябрьской революции писатель Владимир Галактионович Короленко упрекал большевиков за то, что они подтолкнули народ к «устройству социальной справедливости через индивидуальный грабеж (ваше: грабь награбленное)».
Один из предреволюционных соратников Ленина оставил любопытные записи разговоров с Владимиром Ильичом. Будущий глава советского правительства рассуждал так:
— Партия — не пансион для благородных девиц. Нельзя к оценке партийных работников подходить с узенькой меркой мещанской морали. Иной мерзавец может быть для нас именно тем и полезен, что он мерзавец…
В 1907 году на V съезде партии Ленин подтвердил свою точку зрения — разборчивость не для революционеров:
— Бебель сказал: если нужно для дела, хоть с чертовой бабушкой войдем в сношения. Бебель-то прав, товарищи: если нужно для дела, тогда можно и с чертовой бабушкой.
Август Бебель — один из создателей социал-демократической партии Германии.
Когда при Ленине подымался вопрос о том, что такой-то большевик ведет себя недопустимым образом, он иронически замечал:
— У нас хозяйство большое, а в большом хозяйстве всякая дрянь пригодится…
Настоящим преступлением Владимир Ильич считал только выступления против советской власти. Снисходителен был Ленин не только к таким «слабостям», как пьянство, разврат, но и к уголовщине. Не только в «идейных» экспроприаторах, но и в обыкновенных уголовных преступниках он видел революционный элемент. Среди ближайших соратников Ленина эта тенденция принимала порой весьма курьезные формы. Так, Александр Алексеевич Богданов — один из образованнейших писателей-большевиков — говорил:
— Кричат против экспроприаторов, против грабителей, против уголовных… А придет время восстания, и они будут с нами. На баррикаде взломщик-рецидивист будет полезнее Плеханова.
В определенном смысле так и получилось.
Большевик Гавриил Иванович Мясников, который своими руками убил великого князя Михаила Александровича в Перми, вспоминал: «Хулиганы, воры, бандиты перерождались и делались одержимыми, нетерпеливыми, готовыми на все мыслимые жертвы революционерами».
А что же Камо? Как и другие революционеры, он вышел на свободу после Февральской революции. Казалось бы, наступило его время. Его деятельная натура жаждала приключений. Но у него всё складывалось как-то неудачно.
Осенью 1919 года его командировали в Грузию для организации терактов в республике, которая объявила себя самостоятельной. Полпредом в Грузии был Сергей Миронович Киров, он писал в Москву: где же Камо? Камо приехал, но его быстро арестовали и выслали. Камо перебрался в Баку — Азербайджан тоже был самостоятельным. И опять развернуться не успел. Красная армия вошла и в Грузию, и в Азербайджан.
Камо приехал к Ленину. Владимир Ильич предложил ему поучиться в восстановленной Троцким Академии Генерального штаба. |