Изменить размер шрифта - +
Беременным женщинам противопоказаны волнения и отрицательные эмоции, так что разговаривай со мной полюбезнее!

Когда их взгляды на мгновение встретились, в них не было ни гнева, ни раздражения.

— Большое спасибо, — проворчала Флора, и оба улыбнулись.

— Ну, пойду, поставлю чайник, — сказал Лайм и отправился на кухню.

Она смотрела ему вслед, пока он не исчез в конце коридора, а потом огляделась. Почему-то ей показалось, что комната изменилась, — впрочем, так бывает всегда, когда человек после долгого отсутствия возвращается в знакомое место. В этой квартире было по-прежнему красиво и уютно, и Флора снова ощутила себя как дома. Жаль, что она задержится здесь не надолго — это же только временное пристанище на период беременности.

Флора вдруг почувствовала себя падчерицей в доме мачехи и удивилась, что согласилась переехать к Лайму. Ведь их былую любовь уже не воскресить. Просто муж, зная, что она должна родить ребенка, будет заботиться о ней, как о курочке, несущей золотые яйца. Ему нужен мальчик, наследник, а вовсе не она, Флора!

Но что изменит появление младенца? Их с Лаймом отношения станут еще сложнее — только и всего. Каждый начнет тянуть малыша в свою сторону… Что в этом хорошего?!

Внезапный приступ тошноты застал Флору врасплох. Она не сумела подавить его и стремглав бросилась в ванную. Там ее вырвало второй раз за сегодняшнее утро. На лице и шее выступил обильный пот, и она застонала.

— Все в порядке, — раздался за ее спиной ласковый голос.

Несмотря на головокружение и слабость, Флора почувствовала, как муж осторожно убирает волосы с ее лица и гладит по голове. Она без сил оперлась подбородком на холодную эмаль раковины.

— Все хорошо, — повторил Лайм.

— Ничего не хорошо, — обиженно всхлипнула она. — Мне плохо, плохо и уже никогда не будет хорошо!

— Все пройдет, дурочка. Ну, потерпи немножко.

Он приложил к ее бледному лицу смоченное холодной водой полотенце, словно угадав, что она только об этом и мечтает.

— Я не… — начала было Флора, но тут ее снова вырвало.

Лайм, словно ребенка, умыл ее и поцеловал в висок. Можно было подумать, что ему не раз приходилось ухаживать за беременными женщинами. Он на руках отнес ее в спальню, уложил в кровать и поставил рядом тазик.

— Уйди! — не выдержала Флора.

— Нет.

Он приложил холодный влажный тампон к ее вискам, и ей стало немного лучше. Вдруг она глубоко вздохнула.

— Что? — тут же встревожился Лайм.

— Все хорошо, — успокоила его Флора. — Где это ты научился всему этому?

— Когда в школе у меня болела голова, то холод всегда помогал.

— А ты часто болел? — с любопытством спросила она и вдруг покраснела, осознав, что ее голова покоится на его руке.

Трудно представить, что такому человеку, как Лайм, могло быть плохо. Она привыкла, что ее сильный и уверенный в себе муж не мог испытывать слабости, присущие обычным людям.

Он одним ловким движением сменил примочку на более холодную.

— Впервые у меня стала болеть голова, когда я приехал в школу. Доктор сказал, что это из-за перемены обстановки. Я болел все время, пока учился.

— Ты был несчастлив?

— Очень, — Лайм усмехнулся, вспомнив свое детство. — Мне ужасно не нравилась школа, и я очень тосковал после смерти мамы.

— Ты никогда мне о ней не рассказывал, — с упреком произнесла она.

Их взгляды встретились, и на мгновение Флоре показалось, что она видит маленького мальчика, которым когда-то давно был ее муж.

Быстрый переход