Маржори встает мне навстречу, нарядная, с бокалом в руке.

— Кристофер, — говорит она мальчонке, залепляя края бокала красной от помады слюной, — покажи-ка нашей французской гостье, где находится Франция.

Мальчик колеблется, потом тычет слюнявым пальчиком в шестиугольник.

— Умничка. А Токио у нас где? А Вашингтон?

Она не унимается. И ребенок послушно топает по карте, слюнявя планету. Ведет пальчиком, путается, находит. Мне становится не по себе. Чтобы прекратить эту географическую пытку, я спрашиваю у Маржори, давно ли они переехали. Выясняется, что в этой квартире они живут четыре года, просто не было времени разобрать вещи. Они с Олли все время в командировках. Им едва удалось сделать Кристофера, хо! Она хлопает в ладоши, радуется, что представился случай рассказать мне чудесную историю о встрече предмено-паузной яйцеклетки с торопливым сперматозоидом.

— Я точно знала день овуляции, строила графики. Настал час X, и я позвонила Олли в Аризону, попросила срочно прилететь, а то у нас так ничего и не выйдет…

Она залпом опустошает бокал «Уайлд Терки» и, с важным видом перебирая жемчуга, усаживает Кристофера к себе на колени, дабы он тоже мог насладиться прекрасной тайной своего зачатия.

— Олли рванул в аэропорт, но на нью-йоркские рейсы все билеты, как назло, были раскуплены. Олли поступил гениально…

При этих словах ее губы складываются в улыбку, одновременно слащавую и свирепую, так что видны все зубы. Квадратные челюсти людоедши с Уолл-стрит.

— Знаешь, что сделал Олли?

Я неопределенно киваю, косясь на ее бокал. Мне тоже не помешало бы выпить, чтобы растопить ядовитый комок в горле, приглушить ненависть, которую возбуждает во мне Маржори, как и весь этот город, где люди добровольно теряют человеческий облик, дабы не попасть под копыта себе подобных. Мне хочется протянуть руку и пощупать ее, проверить, живая она или искусственная. Тем временем эта гуманоидша снова заглатывает виски. За один глоток я готова разделить ее веселье. Болтая ногами в воздухе над картой двух наших полушарий, я буду хохотать, как дитя, восклицая, что Олли ге-ни-ален, а история оплодотворения Маржори — бес-по-добна!

— Олли пошел к начальнику аэропорта и все ему рассказал: что мне сорок лет, что я фертильна один день в месяц и он не может этот единственный день пропустить, что ему совершенно необходимо срочно вылететь в Нью-Йорк! И случилось чудо. Этот милый господин помог твоему папе, и ты появился на свет, — закончила свой рассказ Маржори, обращаясь к Кристоферу, которого все это время неистово подбрасывала вверх.

Я не выдерживаю и указываю рукой на бокал, недвусмысленно намекая, что не худо бы и мне малость промочить горло. До нее наконец доходит. Гаитянка приносит на подносе бутыль виски и кубики льда. Я вовремя попросила спиртного, потому что дальше последовало продолжение. «Беременность — это, конечно, вос-хи-тительно», — заверяет меня Маржори, скаля свои мандибулы. Но в следующий раз (как выяснилось, одного ребенка ей недостаточно!) она поступит разумнее: поручит вынашивание другой женщине. Уже нашлась подходящая кандидатура. Студентка Нью-Йоркского университета.

— Белая, абсолютно здоровая. Умненькая. Отец ребенка — профессиональный серфингист из Калифорнии, они познакомились летом во Флориде. Аборт она делать не хочет. Это противоречит ее религиозным убеждениям… Представляешь, какой хорошенький нам с Олли достанется малыш! Я взяла на себя все медицинские расходы и частично оплачу ее обучение.