Но для мира людей путь к косвенному управлению друг другом был уже нащупан — этика. И единственный путь к преодолению аморальности орудий тоже ощущался: хорошего человека слушается, плохого — нет. Управление богом, очевидно, требовало не отдельных, предпринимаемых лишь в случае необходимости актов — оно могло быть достигнуто только путем этической организации всего поведения и, поскольку бог наблюдает постоянно и контакт с ним непрерывен, даже поведения наедине с собой, даже поведения внутри себя. А успех или неуспех управления богом, то есть осуществление или неосуществление желаний, стал знаком успеха или неуспеха этической организации поступков и движений души. Неуспех стал означать недостаточную этичность поведения; стремление к успеху требовало этического совершенствования.

Но желаемая точность управления не достигалась никогда. И отчаянная погоня за полным подчинением бога вела к развитию и усложнению этических конструкций и их поведенческой реализации. Можно сказать, что отсутствие жестких связей между поступками и реакцией свыше — то есть между поведением и его результатом — явилось толчком к развитию всей духовности человечества.

А когда стало ясно, что конкретному человеку до самой смерти не дано узнать, эффективным ли было его управление богом и что жизнь — это игра вероятностей, и бог, следовательно, вероятностная машина, успешность работы которой не может быть точно измерена и интерпретирована; когда, как следствие, возникла упрощающая идея о том, что воздаяние за ориентированное на бога поведение достанется другому «я» («я» за гробом, «я» в перевоплощении, «я» в детях), начала складываться другая великая матрица сознания матрица цели, более высокой, нежели личное существование, матрица жизни для. Биологически она опиралась как на инстинкт самосохранения, так и на инстинкт продолжения рода, и духовно как бы сплавляла их воедино. Жизнь для — это благороднейшая из методик управления. По сути, высокая цель тоже есть лишь орудие, этичное срабатывание которого ожидается в форме неопределенной благодарности, в форме признания целью грандиозной важности для себя жившего для нее человека. Но установка на благодарность, именно в силу неопределенности этой благодарности, практически не осознается и не влияет на поведение; благо цели постепенно занимает все помыслы и при конфликте блага цели с благодарностью человек нередко отдает цели приоритет, в том числе самым решительным образом жертвуя своей жизнью для. Всякая же попытка наладить наконец жесткое управление, потребовав благодарности впрямую, свидетельствует о том, что «жизнь для» была корыстным лицемерием или недолгим детским заблуждением, и обязательно кончается крахом: цель либо наказывает неблагодарностью, либо становится управляемой и теряет свою высокую функцию обогатителя души.

Отношение человека ко всем без исключения явлениям мира колеблется между двумя пределами: отношением, как к средству для себя (животная матрица употребления) и отношением как к цели себя (человеческая матрица жизни для, подъема к). За первой стоит поддержание статус-кво, за второй — развитие. Язык запечатлел эту альтернативу: по сей день мы склонны называть «своим» то, что более менее бездумно употребляем, и «божественным», или, мягче, «священным» то, с чем связываем самые существенные перспективы бытия, но отнюдь не уверены в прочности связей и потому все более строим свое поведение с ориентацией на божественный объект.

Но главная перспектива, главное благо, которое он дарит — и не когда-то впоследствии, а непрерывно это наше духовное развитие, происходящее как бы само собой вследствие непрерывных и уже не вполне произвольных попыток отладить управление. Причем устоявшаяся структура матриц обуславливает и обратный факт: чем легче даются управление и употребление, тем более склонно сознание рассматривать управляемое явление всего лишь как средство; чем более непредсказуемы результаты попыток управления, тем более данное явление занимает место цели духовной и материальной деятельности.