— Именно так он выразился в разговоре с вами? Таковы были его подлинные слова?

Диана надменно тряхнула золотисто-рыжими локонами:

— Я не имею привычки лгать, милорд!

Если это в самом деле так — а Гейбриел не имел оснований полагать, что Диана намеренно вводит его в заблуждение, — значит, Уильям Джонстон значительно превысил свои полномочия. Сестры Коупленд не виноваты, что у них нет брата, который унаследовал бы титул и поместья, как не виноваты они и в том, что их отец не позаботился об их будущем перед своей скоропостижной кончиной. Черт побери, он, Гейбриел, сделал свое предложение, руководствуясь исключительно соображениями пристойности! Он прекрасно понимал: если бы не переменчивая судьба, титул достался бы кузену сестер Коупленд, а не ему, человеку постороннему. Кузену, который, можно надеяться, отнесся бы к дочерям покойного графа Уэстборна по справедливости — как сейчас хочет поступить он сам! Он сжал губы и сказал:

— Поверьте, я не имею намерения выгонять вас или ваших сестер из вашего собственного дома — ни сейчас, ни в будущем.

Диана явно смутилась:

— Но мистер Джонсон вполне недвусмысленно дал нам понять, что…

— Судя по всему, мистер Джонстон полез не в свое дело, — с мрачным видом ответил Гейбриел, заранее предвкушая, какой разнос устроит самодовольному маленькому выскочке, который, очевидно, до того запугал трех бедных девушек, что те почувствовали себя зверьками, попавшими в капкан. — Значит, вот почему убежали ваши сестры?

— По-моему… да, его слова послужили катализатором.

Гейбриел смерил ее любопытным взглядом:

— Только катализатором?

Диана поморщилась:

— Мои сестры последние годы считали, что жизнь в Шорли-Парке в каком-то смысле ограничивает их. Не поймите меня превратно, — поспешно добавила она, видя, как Гейбриел поднимает брови. — И Каролина, и Элизабет были вполне послушными девушками. Они смирились с решением отца не вывозить нас на лондонские сезоны, да и вообще не выводить нас в свет…

— Правильно ли я полагаю, что ваш отец принял такое решение из-за того, что произошло с вашей матерью десять лет назад? — мягко спросил он.

Небесно-голубые глаза под длинными ресницами смерили его удивленным взглядом.

— Да, после того, как мать нас оставила, отец, естественно, обвинял во всем… нравы, царящие в столичном обществе.

Обстоятельства сложились так, что сам Гейбриел много лет не принимал участия в жизни столичного общества. Тем не менее, он вполне понимал и даже разделял мнение о нем покойного графа. Коупленд, несомненно, стремился оградить от сплетен своих впечатлительных дочерей.

— Он не боялся, что, заперев вас в Хэмпшире, добьется прямо противоположного результата? Что одна из вас или все вы поддадитесь искушению поступить так же, как в свое время поступила ваша мать, и бежать в Лондон?

— Конечно, нет! — возмутилась Диана. — Как я уже сказала, Каролина и Элизабет находили жизнь провинции немного ограниченной, но они бы ни что не причинили боль отцу, открыто выказав ему свое неповиновение!

— Очевидно, по отношению ко мне они подобных чувств не испытывали, — заметил Гейбриел, мрачно поморщившись. — Судя по тому, что вы поспешили в столицу, вы считаете, что ваши сестры обосновались в Лондоне.

Откровенно говоря, Диана понятия не имела, куда подались ее сестры после того, как покинули Шорли-Парк. Но, безуспешно поискав их вблизи от дома, она решила, что Лондон с его искушениями и развлечениями стал для младших сестер центром притяжения. До тех пор пока Диана сама не приехала в столицу, она и не понимала, насколько Лондон велик и оживлен.