С площадки, на которой они стояли, была хорошо видна вся крепость, а вниз вела, петляя среди камней, тропинка.

— Смотри внимательнее, Петер, — сказал Хейке. — Ты видишь в последний раз эту великолепную крепость. Перед тобой сейчас откроется горькая действительность.

— Я не решаюсь смотреть на нее, — сказал Петер и отвернулся. Посмотрев на него, Хейке попросил его сосредоточиться.

И когда они оба снова взглянули на крепость, у Петера перехватило дыханье и он схватил Хейке за руку, чтобы не упасть в обморок. Хейке, хотя он уже видел эту шокирующую картину, тоже был потрясен.

Одни только звуки чего стоили! Они напоминали крики птиц-трупоедов — хриплые, хохочущие, отзывающиеся эхом в горах. И на этом фоне слышался другой звук, который они уже не раз слышали раньше, только теперь он был намного сильнее. Шипящий, шуршащий звук извивающихся древесных корней.

А вид, открывшийся перед ними!

Широко раскрыв глаза, Петер шептал:

— Господи! Святой Отец, что это такое?

На месте великолепной крепости было теперь нечто неописуемое, чему невозможно было дать никакого названия. Они увидели руины стен, и прямо у них на глазах вниз, в долину, летели камни и целые блоки. Стены напоминали забор. Только теперь они поняли, как давно в крепости никто не жил. С тех пор прошло несколько веков!

Но это было не самое худшее.

Над древними руинами царило нечто неописуемое! Именно отсюда вел свое начало омерзительный, жуткий лес! Здесь было его сердце. Лес вовсе не наступал на крепость, как они раньше думали. Он вырастал прямо из нее, и рост его сопровождался жалобным треском; отсюда он распространялся дальше, захватывая все новые и новые территории. Вся долина была окружена этим лесом, он вытеснял деревню на самое дно долины и готов был уже поглотить Таргул Штрегешти.

Из самого сердца крепости поднимались отвратительные испарения. Над землей повис запах мертвечины. Почувствовав этот тошнотворный, удушливый запах, они инстинктивно отвернулись.

— Нет! — побледнев, прошептал Петер. — Нет, не может быть!

— Это правда. И я собираюсь отправиться туда, со стальным стержнем и молотком…

— Нет, не смей этого делать! Пошли, пошли отсюда!

— Куда? Вряд ли нам удастся выйти из этого леса. Тебе хочется умереть, попав в его лапы?

— Может быть, твои друзья смогут помочь нам выбраться отсюда?

— У них есть свои понятия о чести, как и у меня. Ты подумал о Мире? О жителях деревни? Бросить их всех на произвол судьбы?

Глотнув слюну и расправив плечи, Петер сказал:

— Я пойду туда с тобой.

Хейке медлил с ответом.

— Возможно, я лучше справлюсь со своей задачей, не неся ответственности за тебя. Но ты мне нужен, Петер, один я чувствую себя таким беспомощным.

— Ты вовсе не один, — пробормотал Петер. — Хотя я понимаю, что ты имеешь в виду. Пойдем же!

Хейке глубоко вздохнул, и они снова потащились наверх — будучи от этого, мягко говоря, не в восторге.

— Хейке, мне нужно кое в чем признаться тебе. Вчера вечером я страшно ревновал к тебе Николу… О, Господи, как мне противно произносить это имя! Потому что Никола разговаривала с тобой, когда мы собирались уйти, и просила тебя придти вечером в крепость.

— Вряд ли это было поводом для ревности, — криво улыбнулся Хейке. — Ее внезапный интерес ко мне объясняется лишь тем, что я собирался идти на кладбище.

— Это верно, она предупреждала нас, чтобы мы туда не ходили, потому что злые духи будут преследовать нас! Какая нелепость!

— Ясное дело. Она боялась, что мы найдем могилу Феодоры и разрушим ее колдовскую власть.