Трудно сказать, была ли это только глупость клирика Света, или здесь имела место общая ненависть эйре ко всему темному, но тем же вечером пара вагантов-целителей старшей скамьи подловила Волича у самого входа во флигель. Донова спасла только его реакция и то, что семнадцатилетние дуболомы совершенно не ожидали какого бы то ни было сопротивления от «этой черной мелюзги». За что и поплатились весьма основательными порезами рук, а один из них и вовсе схлопотал вполне профессиональный удар в печень, так что если бы не их специализация, одним вагантом школы Жизни в Драгобужском университете сейчас было бы меньше.

На следующий день, по совету матери, оставшейся во флигеле с сыном после того, как она узнала о произошедшей стычке, Донов решил не покидать дома. Но ближе к обеду ему пришлось нарушить данное себе слово, чтобы наведаться в лазарет, поскольку заглянувшая в гости Ирисса сообщила, что Тару нашли в одном из переулков внешнего круга, избитую чуть ли не до полусмерти и со следами неопределенных светлых заклятий.

На этот раз жизнь Донову спас огненный щит магессы Латто. В ученика запустили мощным проклятием школы Жизни, как раз в тот момент, когда он с Ириссой пересекал площадь перед зданием университета. Поход к Таре был отложен, и Волич забаррикадировался во флигеле, с полного одобрения магессы, пребывающей в ярости от того, что какие-то ваганты осмелились нападать на жителя университетского городка, совершенно не считаясь с ее присутствием.

В отличие от Донова, охоту на которого устроили ваганты кафедры Жизни, на Тару вышел сам клирик Света. Он банально подстерег ее недалеко от дома, спеленал Светом и оттащил в ближайший проулок.

Можно лишь предполагать, на что рассчитывал двуязыкий, пытаясь выбить из Тары все, что она знает о новом преподавателе основ Тьмы. Будущая жрица Ночи не самый лучший допрашиваемый, так что, едва эйре перешел от слов к пыткам, Тьма милостиво забрала сознание девушки, оставив в распоряжении эйре лишь бесчувственное тело. Дальнейшего Тара попросту не помнит.

– Идиот. Клинический, – со вздохом констатировал Т’мор, вручая плачущей ученице Ллайды внушительную кружку с горячим ллиалом и поглаживая ее по голове.

– Это ты о ком? – поинтересовался ректор, внимательно следя за действиями целителя, в этот момент проводившего диагностику Тары.

– О клирике, конечно. – Пожал плечами Т’мор. – Мало того что он ни с того ни с сего полез на рожон, так еще и умудрился привлечь внимание Ночи. Я даже не удивлюсь, если после такого пренебрежения она вмешается в ход литургии.

– Это было бы нежелательно. – Нахмурился Ламов. – Нарушение ритуала светлого суда может привести к тому, что в него просто не поверят.

– Ну уж тут я ничем не могу помочь. – Развел руками Т’мор. – Тьма есть Тьма, я не могу ей приказывать.

– Понимаю… Но, может быть, есть какие-то ограждающие ритуалы? – протянул ректор. – Ну…

– Я понял, о чем вы говорите, – кивнул Т’мор. – Да, такие ритуалы существуют, вот только мне они неизвестны. Эх, сюда бы хоть одного полноценного жреца Ночи! Хотя бы из нижнего храма… Хм. Ректор?

– Я вижу, у тебя есть какая-то идея? – Прищурился Ламов, наблюдая за замершим в неподвижности Т’мором. В ответ тот криво улыбнулся.

– О да… Идея есть, вот только что-то говорит мне, что я еще сильно пожалею об этом решении, – вздохнул тот и перешел на официальный тон: – Ректор Ламов, я прошу разрешения на использование первостихийных заклятий для изоляции эйре до начала суда.