Особенно много говорилось про пароходы, броненосцы и новые нарезные ружья. Однако, почему-то не обращалось внимания на два немаловажных обстоятельства. Во-первых, новое вооружение было и у России, в частности морские мины, ракеты, бомбические пушки, паровые канонерки. Во-вторых, что-то хваленая англо-французская армия со всем ее новым вооружением не смогла взять Севастополь за неделю, как планировалось изначально. Вместо этого осада Севастополя продолжалась 11 месяцев, потребовалось шесть усиленных бомбардировок, и даже после взятия города 30 августа (11 сентября) 1855 года русская армия вовсе не была выброшена из Крыма, а заняла позиции на северной стороне Большой бухты вблизи Севастополя. Англофранцузский флот не смог ничего сделать ни на Балтике, ни в Баренцевом море, ни на Тихом океане. Неудач союзников было явно больше, чем успехов, но этот момент советскими историками почти не комментировался.
Это вовсе не единственные стереотипы, сложившиеся вокруг Крымской войны. К ним можно также отнести и другие подобные представления. Например, в западной литературе часто высказывалось мнение, что война началась из-за самых пустяковых причин, вроде конфликта из-за ключей от храма Гроба Господня в Иерусалиме, за которые боролись православная община, поддерживая Россией, и католическая община, поддерживаемая Францией. Широко распространено мнение, что Европа объединилась против «европейского жандарма» в лице Николая I и вообще воевала против «северных варваров». Наконец, очень много внимания отводится отношениям между императорскими дворами и лично императорами, дипломатии, из-за чего создается впечатление, что вся Крымская война была чуть ли не личным предприятием правящих монархов.
Все эти стереотипы настолько укоренились в исторической литературе и в культуре, что практически не оспариваются. Они-то и препятствуют тому, чтобы оценить Крымскую войну не как локальный военный конфликт на Черном море, а как мировую войну, которая в мире очень и очень многое поменяла.
Только в России почему-то практически всегда, когда говорят о Великобритании и Франции, имеют в виду только их европейские метрополии, и лишь изредка включают в рассмотрение их колониальные владения. Практика исключения колониальных владений из оценки общего потенциала и сферы интересов Британской и Фрацузской империй появилась давно, еще в XIX веке, и существует до сего дня.
Интересно то, что даже в первой половине ХХ века, когда Британия была колониальной империей колоссальных размеров, над которой «не заходило солнце», по-прежнему в большинстве случаев подразумевалась лишь метрополия.
Конечно, это резко искажает картину событий, поскольку колониальная политика, стремление проникнуть в новые земли, попытки расширить сферу своего политического и экономического влияния составляли очень значимую часть политики Британской империи. Британия в Крымской войне боролась не столько за интересы Турции и не столько против «северных варваров», сколько за укрепление своих позиций как мировой колониальной державы. Если мы не будем учитывать этот колониальный контекст войны, то мы ничего в ней не поймем.
Россия, к слову сказать, во время Крымской войны имела не только обширные владения на Евразийском континенте, но и заморскую колонию – Аляску. Была еще колония в Калифорнии, однако в 1841 году она была продана. Аляска граничила с Британской Канадой, в которой в 1830-е годы было движение за независимость, и это обстоятельство также вносило свои коррективы в ход Крымской войны.
Рассматривая общий контекст событий, можно сказать, что Крымская война – как мировая война, была, по существу, схваткой между крупнейшими империями мира за раздел мира. Британия и Франция были вовсе не прочь расширить свои колониальные владения в разных частях света, благо их военная мощь на суше и на море позволяли подчинить себе целый ряд государств, стран и территорий, неспособных оказать отпор заморским колонизаторам. |