Ну стариком-то он себя не считал, да и ее, как видел, вполне устраивал, но покалывала все та же подленькая мыслишка: а вполне ли? Действительно ли оно так, или ее эмоции — умная и умелая игра? Успокаивало то, что Настя ни разу за все шесть лет, что они вместе, сама не подала ему повода для серьезной ревности. А ведь Виктору Альбертовичу не раз, бывало, приходило на память, что в свое время увел-то он Настю от молодого и, возможно, перспективного парня. Увел жестко и целенаправленно, в буквальном смысле вскружив ей голову своими возможностями, своим азартом, щедростью и почти юношеской пылкостью, посулив действительно «златые горы». И ни в чем не разочаровал молодую женщину за шесть прошедших лет. Уж это он мог бы с полным правом поставить себе в заслугу. Ну а что мог бы дать тот, хотелось бы верить, без сожаления оставленный ею парень? Поди, так и не добился ничего в жизни. Ишь как она людей-то ломает… Да черт его знает! Все реже вспоминал о неудачнике отставной генерал.

Уже вечерело, теплые апрельские сумерки опускались во двор, на верхних этажах высоток зажигались огни. Фонари во дворе еще не горели.

— Устала? — спросил он с улыбкой, заруливая по малой дорожке к своему подъезду.

— Есть немного… — Настя вдруг потянулась, вскинув руки, и зевнула, и тело ее напряглось до такой степени, что Порубов едва не бросил руль, чтобы схватить ее и сжать до стона, до крика, каким кончались у них не раз внезапные вспышки страсти. — Следи за дорогой, мой генерал, — слегка охладила она его томным, мурлыкающим голосом и, положив обнаженную руку на его плечо, потянулась губами к его щеке.

Поцелуй был быстрым и горячим, словно выстрел, произведенный украдкой от ребенка, который без устали вертелся сзади.

«Я — ревнивый дурак», — сказал себе Виктор Альбертович и облегченно вздохнул.

Но в следующий момент в нем снова всколыхнулось раздражение, причем с неожиданной для него самого силой.

На его законном месте, напротив подъезда, какой-то наглец поставил свой серый, невзрачный и словно забрызганный засохшей грязью «жигуленок», хотя дождей не было уже больше недели.

Порубов рывком распахнул дверь. Настя крикнула:

— Витя! Не надо! Давай поставим в другое место! — Уж она-то знала, как может сложиться ситуация, когда Виктор злился.

Но Порубов резко отмахнулся от нее, как от нелепой помехи, захлопнул дверь и решительным шагом направился к «нарушителю», чтобы… А собственно, чтобы что? Наорать на него? Но это если бы хозяин находился в машине, а вообще-то на кого орать? На сторожей, которые издали, из своей будки, могли вполне и не углядеть самозванца в наступающей темноте?

Однако хозяин оказался в машине. И едва Порубов с остро вспыхнувшей досадой хлопнул дверцей своего джипа, как открылась правая дверь серых «Жигулей», и оттуда, согнувшись, выбрался человек в сером плаще, оказавшийся довольно высокого роста. Еще у него была бейсболка, низко надвинутая на самые глаза, и белые кроссовки большого размера.

Об этом позже расскажут мальчишки, ставшие случайными свидетелями. И, кстати, по существу, единственными…

— Эй, вы, послушайте! — грозно закричал Порубов, не сбавляя шага.

— Генерал… — послышался в ответ насмешливый голос высокого человека.

И тут же грянули выстрелы.

Грузный Порубов вздрогнул — раз, другой, снова и снова — и, когда стрельба закончилась так же быстро, как и началась, рухнул тяжелым своим телом на асфальт головой вперед, как шел.