Уже год Поль Вермерен и Жюльен Грийе составляли команду, и агентство «Благая весть» процветало. И ни один не лез другому в душу.

В конце дня Поль выкроил время, чтобы бороться с начинающейся дряблостью и растущим животиком. Он минут за двадцать доехал до своей деревеньки, которую шум и ярость пока обходили стороной. Он уютно устроился в беседке выпить рюмку портвейна в угасающем свете дня и в тишине поразмышлять над событиями сегодняшнего дня и наступающего. Он никогда не забывал о том, что его песочница все тяжелее с каждым днем, и с некоторых пор каждая песчинка была важна.

Прихорашиваясь перед зеркалом, он скользнул взглядом по своим уже почти белым шрамам. Черты лица застыли раз и навсегда на месте маски, нарисованной Жюстом.

Сегодня вечером ему захотелось надеть галстук — желание сделать приятное той, что будет ждать его в кафе «Монпарнас» в десять часов вечера. Эве нравились хорошие манеры и галантность, особенно при зарождении романтических отношений. Если их история умрет сегодня же вечером, то ни он, ни она не будут рвать на себе волосы. Эва умела разделывать свежую рыбу, чтобы приготовить суши, и всегда носила черное кружевное белье. Она считала Поля опереточным детективом и полагала, что он ее разыгрывает в те редкие минуты, когда он говорит о своей работе. Он повел ее ужинать в тихое место, где они развлекались тем, что представляли себе детей, которых у них никогда не будет. Она предложила ему пойти к ней, чтобы воспользоваться террасой и заняться любовью под открытым небом. По дороге туда Поль сделал крюк и проехал мимо здания в двенадцатом округе, откуда ему завтра в десять утра придется начинать слежку. Когда Эва спросила его, почему он выбрал такой окольный путь, он ответил, что в ее обществе он совершенно теряет голову.

НИКОЛЯ ГРЕДЗИНСКИ

— Из твоих драгоценных гениев кого ты любишь больше всего?

— Дурацкий вопрос, друг мой, похоже, ты так ничего и не понял в гениальности.

— Хорошо, я спрошу по-другому. К кому из них ты испытываешь особенную нежность, необъяснимую слабость?

— Претендуешь на это место?

— Ну ответь.

— Я люблю Паганини, он родился в Генуе, мне кажется, это очень подходит гению. Еще у меня слабость к Фрейду, потому что он убивал себя сигарами с таким остервенением, что это приводило его врачей в замешательство. Микеланджело тоже из моих любимцев, потому что он был настолько безумен, что делал фальшивки.

— Фальшивки?..

— Однажды, когда ему сильно нужны были деньги, он изваял фальшивую античную статую, закопал в саду, а когда ее «нашли», она стоила кучу денег, в сто раз больше, чем любая статуя Микеланджело! Если бы их оценивали сегодня, самыми дорогими были бы как раз фальшивки Микеланджело.

— А что тебе нравится больше всего из его произведений?

— Я видела только репродукции.

— А что бы ты хотела увидеть живьем?

— Сикстинскую капеллу, «Пьету» и, наверное, «Моисея».

— Все три в Риме?

— Да.

Наконец-то он нашел для нее подарок — путешествие в Рим. В конце концов, ведь она была у истоков «Трикпака», не говоря уже о персональном будильнике. Красота Лорен могла бы вдохновить художника Возрождения или автора плутовского романа, Николя чувствовал, что он недотягивает до своей музы.

Самолету она предпочла старомодное очарование купе ночного поезда. Железная дорога казалась ей менее обыденной, и она радовалась в предвкушении ни с чем не сравнимых впечатлений. Так что они отдались на волю галлюцинаций спального вагона, потягивая белое вино, принесенное проводником, который на мгновение забыл свою ностальгию по тем временам, когда по сравнению с щедрыми чаевыми его зарплата казалась грошами.