– А почему ты одна, Нин?

Она обошла номер по кругу, поздоровалась с Захаровым, постояла у торшера, у камина.

– Я так и знала, что не надо их сюда везти.

Дело состояло в следующем. Винглинский решил, что пришло время провести пресс-конференцию братьев Лапузиных – тех самых докторов технических наук местного филиала Новосибирского политеха, что с полгода назад заявили об открытии совершенно нового идеального топлива, названного ими почти поэтически – «чистая сила». Братья должны были здесь, в этом номере, на фоне городского пейзажа, чтобы не возникло сомнений, в каком именно месте происходит событие, заявить, что вынуждены свернуть работу в России и отбыть в страну, где их технически поймут и финансово оценят по достоинству. Давление родной социально-психологической среды становится невыносимым. Нам, мол, не только ставят палки в колеса – нам уже начали угрожать! Для подтверждения этих слов у директора политеховского филиала Бориса Карловича Жданова за пять тысяч условных единиц купили приказ об увольнении братьев Лапузиных и приостановке деятельности их лаборатории. Кроме того, аккуратно отравили любимого кота одного из докторов. Правда, тут решили не зверствовать, выбрав самого старого и больного из трех имевшихся в семействе.

– Что тебя не устраивает, Нина? – спокойно поинтересовался Сергей Янович.

Правда, от этого спокойного голоса у капитана Захарова возникло сильнейшее желание уединиться для срочного мочеиспускания.

– Разрешите идти? – прячась за уставную манеру поведения, спросил он.

– Да, до свидания, Саша, – сказала Нина Андреевна.

– И ты, Антоша, тоже иди.

– Да, шеф.

– Так что тебя не устраивает? – обратился к девушке Винглинский, когда они остались без свидетелей.

– Я тут подумала…

– И что же надумала?

Не обращая внимания на иронию, Нина сказала:

– Не надо им давать пресс-конференцию вместе. Не надо им обоим сегодня же уезжать. Не надо им светиться в этой гламурной камере.

Винглинский встал, дошел до двери, от двери вернулся к окну.

– Чем тебе здесь не нравится?

– Понимаешь, слишком уж будет заметно, что они вырваны из своей естественной среды. Надо, чтобы вокруг были автоклавы, пробирки, электродвигатели всякие… Одним словом, я заказала съемочную группу на местном ТВ и запулила ее в институт.

– Да-а?

– Кроме того, согласись, одно дело – официальная съемка даже самых что ни на есть местных журналистов, которые и на допросе покажут, что все видели собственными глазами, и другое – оперативная размытая картинка, снятая из-под стола каким-то анонимным шпионом.

– Ну ладно, это я еще могу понять. Но зачем их разделять? Сама же говорила, что эти бородачи сильны парным эффектом. Шоу-братья Кличко, шоу-братья Лапузины. Самородки бродят парами.

Нина слегка ослабила объятие шарфа на шее.

– До какого-то момента это было так. Теперь самый сильный ход – их разделить. Один демонстрирует действие своего изобретения здесь, в Калинове. Другой доказывает, что все это правда, где-нибудь в Бостоне. Нарастает драматизм. Это как если бы в свое время было два Солженицыных. Один в лагере, другой на CNN.

– Время теперь не измеряется в Солженицыных.

– Ладно, согласна, неудачный пример. Порок образования. Но Лапузиных, убеждена, надо разделить. Это очень задерет ставки, что, как я понимаю, нам и надо.

Олигарх сел, медленно кивая.

– Все что ты говоришь, имеет смысл. Вернее, имело бы смысл, если б я собирался продолжать эту партию. Я же решил ее закончить. Что ты так на меня смотришь? Хватит! Наигрались мы в эту «чистую силу».